И если он скрывал, а я уверена, что это так, могли ли чародеи, что в среду магов проникли, знать что я и есть Ведунья Лесная? Что именно я этого леса хозяйка? Зная Агнехрана — нет. Вот от чего когда Заратар в лес мой проник, да не один а с командою чародеев, они намеревались меня схватить и с помощью меня выманить Водю, а на саму хозяйку леса организовали нападение. Ошиблись вы, господа чародеи, да и с самого начала ошибались.

И вот сейчас тоже ошиблись, когда ультиматум пьяной ведьме выдвигать вздумали!

— Полюбовника ученицы моей значит, — проговорила, недобро прищурившись.- Дык, чай, архимага мне предлагаете? Не шибко ли самонадеянное предложение?

И усмехнулся чародей в капюшейке! Ажно зубы в полумраке сверкнули.

А затем отошел он, да и открыл мне обзор чудовищный — в чародейской пентаграмме бездыханный почти лежал Агнехран! Лежал без сознания. Бледный, словно рубашка его белая. Осунувшийся, с кругами черными, со скулами заострившимися.

И вот испугалась бы я. Заголосила заполошно бы, закричала. Разум от испуга утратила бы… да только не шибко удивил меня чародей в капюшончике — я Агнехрана чуть более часа назад видела воочию, и тогда, он, в здравии да сознании, выглядел не особо то и лучше. А так хоть поспит, отдохнет, за меня переживать чрезмерно-то перестанет. В общем, сон ему на пользу пойдет, это точно. А то, что заклинание на нем оглушающее — это я и так видела. И отрава в нем — видать проклятие наложил чародеец капюшончатый с помощью иглы, прямо как Заратар в свое время. И вот клюкой поклясться могу — точно со спины удар был. Абсолютно точно! Эти ж иначе не могут — токмо подлость, токмо в спину удар, токмо…

И бесят же, вот точно как тараканы.

— Гыркула, а нет ли у вас еще бутылочки вина? — вопросила я.

— Для вас завсегда найдется, — ответил граф, и передал мне через лешего.

В этот момент капюшонка напрягся — не ведал он, что у беседы нашей свидетели имеются, да еще и в количестве таком. И так напрягся, что тут же к угрозам перешел:

— Из этой пентаграммы, ведунья, его никакой магией не вызволить!

Мне же лешенька бутылочку то открыл, я с горла то хлебнула, да и вопросила у изверга:

— А поспорим?

Умолк чародей, видать не ожидал, что не по плану разговор пойдет, да и в целом не по такому руслу речь польется. Постоял, все так же вид мне на Агнехрана в центре пентаграммы чародейской не загораживая, да и произнес:

— Две неизменные константы в нашей ситуации существуют, ведунья. Первая — не убить тебе моих сотоварищей, и это ты уже поняла. И вторая — архимаг в моей власти, из пентаграммы этой его никакой магией не спасти-не вытащить, сохранить его жизнь теперь лишь мне под силу. Много пьешь ты, от того, видать, ситуации в целом не видишь. А ты присмотрись, ведунья, присмотрись повнимательнее, да вот о чем подумай — ты в ученицы себе ведьму взяла. Ведьма эта в архимага влюблена до безумия, весну ему свою отдала, и вот как ты думаешь, что станет с ученицею твоей, когда узнает она, что из-за тебя возлюбленный ее погиб?

Ну ничего себе!

А вслух только и сказала:

— Ох и мудреные слова ведаешь, ох и сложные. Константа говоришь? А шо цэ таке?

Чуть не зарычал чародей капюшончатый, но пояснил:

— Это значит — неизменные составляющие, ведунья.

— Ммм, вот оно как, — протянула задумчиво.

А задуматься было о чем — об охранябушке. Я вообще была пьяная, злая и устала как черт опосля семи дней жизни у кикимор. Ну, серьезно, мужика они себе нашли. Тут подсоби дверь приладить, тут стол сообрази, тут крышу поправь, ибо «ты ж мужик». Я все думала черт по иному поводу возмущается, телесноэксплутационному, а оказывается вот в чем загвоздка была. Короче вот как черт не способен был с утра до вечера с молотком да топором «тыжмужика» отрабатывать, так вот и я не смогла. Устала я! Достало все! Надоело, сил моих нет.

А потому, решено было с делом этим завершать. Как есть завершать.

— Я-то может и пьяна, чародей, — проговорила, бутылку сжимая, — но вот что мне и пьяной известно — любые взятки имеют свойство расти в размере. Сейчас ты требуешь чародеев твоих отпустить. А что потребуешь после?

И понял изверг, что противник ему достался сообразительный.

Но он-то на свои константы опирался, вот и решил если уж требовать, то требовать по-полной программе.

— Ты пропустишь нас в Гиблый яр, в самый центр его, и отзовешь Заповедную чащу.

То есть каменного лешеньку хотят. А точнее того, что сдерживает он ценой жизни своей да подвижности, ради чего он собой пожертвовал, да камнем обратился. Что ж — у чародея этого губа была не дура.

А я дурой не была в принципе, потому как помнила слова дьявола:

«Цена открытия врат Жизни — жизнь архимага. Цена уничтожения врат Смерти — жизнь аспида».

И если уничтожать врата Смерти этим надобности не было, то вот открыть врата Жизни было их главной целью. А значит, никто мне Агнехрана никогда не отдал бы. Он им самим нужен, для того чтобы убить его близ врат Жизни, да отворить их, в мир наш впуская всех тех чародеев, что были уничтожины Водею во времена стародавние.

Представила себе толпу неубиваемых чародеев — содрогнулась.

«Весь, — позвал мысленно лешенька, — чего испугалась-то?»

«А по глупости, лешенька, по дурости по-бабской. Это как в сказке, когда молодуха, к коей жених свататься пришел, в погребок-то спустилась, увидела топор на полке, представила как вот выйдет замуж то, ребеночка нарожает, ребятенок этот в погреб спустится и рухнет на него этот топор, да и убьет».

«Это ты к чему сейчас?» — не понял друг верный.

«К дурости, — ответила ему спокойственно».