Природа же, как известно, пустоты не терпит, как и власть — вакуума. Поэтому уже перед рассветом, когда двери комнат первого советника распахнулись, выпустив облачка быстро растворившегося тумана и запах бойни, чуть было не случилась резня. Готовые ко всему воины вошли внутрь, и тут же выяснилось, что не так уж они были и готовы. Думали, конечно, увидеть мертвецов — изнутри же орали, будто кожу с кого-то живьем сдирали. Но ожидали привычного: врагов, проникновения наемных убийц, переворота — мятежа, в общем. Но никак не обглоданных костяков в количестве трех штук. В окружении горы трупов. А еще лежащих на полу, как сброшенные чулки, трех комплектов кожи. С несчастных ее сняли будто с кролика — чулком.

Когда в одной из этих «оболочек» был опознан сам Великий Мастер Секретарь, тут же поднялся страшный вой, поиски виноватых и определение тех, кто сейчас станет главным. Чуть было не случился еще один дворцовый переворот, когда гражданская администрация схлестнулась с силовиками, традиционно желавшими захватить власть при отсутствии легитимного кандидата.

У последних было оружие и решимость, так что поле боя практически бескровно — десяток погибших и полсотни арестованных, брошенных в подземелья чиновников, в расчет принимать не стоило — осталось за ними. И пришедшая к власти хунта около часа пыталась навести в этом курятнике подобие порядка.

А потом из своих покоев вышел Чэн Шу.

Туда ведь никто так и не удосужился сходить. Кого искать в пустых комнатах? Герцог уехал на войну — все об этом знали. Однако вот он выходит как ни в чем не бывало и такой — здрасьте дети! А взрослых что, совсем не осталось?

Великая магия китайского чинопочитания сработала безупречно. Увидев своего владыку, что солдаты, что чиновники попадали ниц и в этом положении стали докладывать о том, какие они хорошие, а остальные — дрянные людишки и, возможно, мятежники. А еще колдовство какое-то темное приключилось, евнух Цзы погиб и еще полсотни человек.

Гун Чэн, к этому времени умытый, переодетый и важный, молча выслушал всех, в нужных местах кивая или хмурясь. Потребовал собрать всех на плацу перед дворцом, а сам уселся на возвышении и стал творить суд.

Для нас это был самый опасный момент — если предавать, то сейчас. Ему ничего бы не стоило кинуть клич, объявить врагами и приказать схватить. С такой оравой мы ничего сделать бы не смогли, будь хоть все поголовно Великими Мастерами. Разве что сбежать, и то при большом везении.

Но тесть удержался. Ночной урок усвоился хорошо, а под утро я еще Ноу Ниу правду открыл, чтобы понятно было, что у нас не просто боевитая девица в команде, а Вольная Лисица. Не мышь, в общем, чихнула. В итоге Чэн Шу так проникся, что суд вершил не над нами, а над своими слугами.

В первую очередь велел найти лейб-лекаря, а когда того не оказалось во дворе, объявил всех отсутствующих изменниками и издал приказ искать их. Всеми силами, даже если придется океанское дно проверить — цитата. Учитывая вполне реальный исторический факт, когда один высший китайский чиновник велел высечь море за шторм, помешавший ему отправиться в плавание, требование тестя вряд ли было просто фигурой речи.

Чиновников, арестованных военными, освободили. Военных, которые «просто погорячились» в неразберихе, простили и даже наградили за решительность. Двору представили Вэня Тая со спутниками. Тестем была произнесена проникновенная речь о том, что «муж дочери моей суть продолжение меня», а значит, никакой войны между фракциями нет и быть не может, а кто считал иначе — глупцы и мятежники. Дружба Чэн и Вэнь всегда была крепка, а теперь станет еще крепче, заявил глава фракции.

Столь стремительный поворот внешней политики княжества никого из придворных не удивил — китайцы же, они и не такие кульбиты видали. Были враги, стали друзьями — обычное дело. Завтра, возможно, прикажут снова козни строить. Или даже искать хороших наемных убийц, чтобы покончить с этим союзом. Чему удивляться? Ветер дует, но гора стоит. Это ведь не про непоколебимость китайских императоров поговорка. Ветер — это обстоятельства, а гора — власть. И она неизменна в своей единственной задаче — сохранить самою себя.

К вечеру я чувствовал себя лимоном, который заварили крутым кипятком, а потом еще ложечкой так основательно в стакане потолкли, чтобы сок хорошо отдал. Тесть выглядел не лучше, но разбор полетов и подведение итогов мы все же провели. Тем же узким кругом, которым его из темницы спасали.

В частности, обсуждали отчуждение Чэн в пользу Вэнь. Не сам факт — это-то дело решенное, а условия, на которых будем жить после переговоров.

— А дальше? Оставишь мне Хоугуань, и что? Будет ли хоть какая-то автономия, или я стану лишь одним из чиновников в твоей свите?

Сдаваться тесть, определенно, не умел. Понимал же, что по краю ходит, но не мог не поторговаться за будущие преференции.

— Это, дядя Шу, зависит исключительно от вас, — ответил я ему. — Я не хочу вас обманывать, да и вообще, как вы уже имели возможность убедиться, врать не люблю. Поэтому скажу прямо — ваша спокойная старость будет спокойной ровно настолько, насколько вы будете тихо себя вести. Автономии можете взять столько, сколько захотите. Я могу даже налоговое бремя снизить до минимума, вы ведь не враг мне. Сейчас.