Шрифт:
Ричард смотрит на него, что-то похожее на эмоцию проскальзывает на его лице. Она не думает, что это любовь. Она не считает, что он способен на это чувство, но это что-то близкое. Он говорит что-то, что она не совсем улавливает. Она просит его повторить, надеясь, что она ослышалась.
– Он весь в отца, не так ли?
Ей хочется кричать, а затем она понимает, что он смотрит на неё, ожидая ответа, ожидая, что она скажет.
Крик угрожает вырваться из её горла, но ей каким-то образом удаётся его проглотить. Она смотрит на своё солнце, которое стоит на коленях в грязи, похлопывая землю на неглубокой могиле.
Он снова почти вырывается, этот крик от страха, что её сын станет таким же монстром, как и его отец.
Ей удаётся слабый кивок, надеясь, что этого достаточно.
Он стоит мгновение с лопатой в руке, дыхание обильно витает в холодном ночном воздухе. Она видит двойные уколы лунного света, отражённые в его глазах, и знает, что он анализирует её, оценивая свой следующий шаг. Она задаётся вопросом, решает ли он, что от неё больше проблем, чем она того стоит? И не может не смотреть на лопату в его руках.
Он мог убить меня прямо здесь.
Конечно, она и раньше думала об этом, но это всегда было дома. Никогда здесь, никогда в его владениях. Она задаётся вопросом, узнаёт ли он свою жену или просто видит тело? Женщину, на которой можно вывести свой гнев и агрессию.
Она ждёт, затаив дыхание - единственный звук - это воркование их сына, когда он играет в грязи.
Ричард выдыхает, хватая лопату посередине, чтобы легче было её нести.
– Давай. Пошли домой.
С этими словами момент ушёл, и она может вздохнуть с облегчением. Она знала, что всё будет хорошо, по крайней мере, на время. Пока его настроение не изменилось, и он не почувствовал себя обязанным снова пройти через весь процесс.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Хорровиц был пойман четвёртого числа, убит пятого и похоронен шестого. Мэри была уверена, что по крайней мере на какое-то время это будет концом. Она была готова пережить один из тех слишком коротких периодов относительного покоя и радости.
Как и всё в её жизни, это было не так просто. Всего четыре дня спустя, жарким, липким вечером, когда не было никакого ветра, Ричард наклонился вперёд в своём кресле и смотрел на неё. Сначала она его не заметила. Она была занята стрижкой Эндрю, а он сидел перед ней, скрестив ноги.
Когда она заметила, что он наблюдает за ней, то остановилась, держа ножницы наготове.
– Я ухожу ненадолго. Не ждите.
Она, конечно, знала, что это значит. Он объявлял о своём уходе обычным способом, но это означало совсем другое.
Она спросила его, зачем ему ещё один и почему так скоро.
Его ответ был пугающим своей простотой:
– Потому что я могу.
После разговора он встал и надел куртку, бросив на них последний взгляд, стоя у двери. Она смотрела ему вслед, прислушиваясь к хриплому рычанию двигателя его грузовика, когда он завёл его и выехал с подъездной дорожки к тому месту, где намеревался выбрать следующую жертву.
Она удостоверилась, что не услышит его, когда он вернётся.
Она уложила Эндрю спать и в то же время легла сама, засунув ватные шарики себе в уши, свернувшись калачиком в постели и делая всё возможное, чтобы заснуть. Она не могла сделать это естественным образом и полагалась на постоянно расширяющийся коктейль из снотворных и обезболивающих, чтобы погрузить себя в сон. Она приняла дополнительную дозу, достаточную, чтобы убедиться, что она не проснётся, чтобы увидеть или услышать его развратные действия.
# # #
Золотые полосы солнечного света разбудили её, вытащив из шаткого пейзажа полузабытых ночных ужасов. Как обычно, сторона кровати Ричарда была по-прежнему аккуратно заправленной, что свидетельствовало о том, что он нашёл то, что намеревался найти. Она вылезла из кровати, сунула ноги в грязные тапочки и надела свой старинный халат. Она спустилась вниз, не в состоянии вспомнить, когда в последний раз вставала позже восьми, не говоря уже о почти десяти. Она была удивлена, что Эндрю не разбудил её. Он был ребёнком, требующим внимания, и она чувствовала укол вины за то, что так долго спала.