— Не могу поверить, — тихо сказала Аня, — не могу поверить, что так в тебе ошибалась. Что ты такой.

— И какой же?

— Придурок. И законченная сволочь. Зачем я позвала тебя сюда?! — спросила Аня, перейдя на повышенные тона. — Да я хотела извиниться перед тобой. Извиниться! Попросить прощения и попробовать всё с самого начала. Потому что ты мне нравишься. И нравился. Зачем я всё это делала? Да потому что я приревновала тебя к Лизе, когда ты пошёл с ней в кино, а не со мной. Мне было неприятно, больно, поэтому я и решила устроить этот любовный треугольник. Я хотела, чтобы ты меня приревновал. Я думала, что из-за этого ты будешь решительнее и позовёшь меня на свидание, но ты просто стал игнорировать меня. Я поняла, что ошиблась в методе. Но видимо было уже поздно. Я старалась вернуться к тому, что между нами было, но ты даже перестал обнимать меня в ответ. Тогда я решила, что за лето забуду тебя. Но нет. И я позвала тебя сюда. Чтобы извиниться и попробовать начать с начала. Но после всего, что я услышала, я даже извиняться не буду. Какой же ты придурок, Ваня. Как тебя девушки терпели?

— А у меня никого и не было, — холодно, монотонно сказал я.

— Неудивительно, — сказала Аня, и оставив на столе сторублёвую купюру за кофе, встала и оделась. — Пока Ваня.

— Пока Аня, — сказал я, не глядя на неё.

Мда уж. Ладно хоть мне не придётся платить за неё из своих.

— Ваня, можно вопрос? Нахуя? — спросил Миша, когда придя домой, я обрисовал ему ситуацию. — Кто тебя за язык тянул? Не дал девушке ничего сказать, и сразу обвинениями бросаться.

— Ну, это просто было что-то вроде заготовки.

— Заготовки?

— Ну да, я планировал, что примерно это и скажу.

— Погоди, ты шёл с ней на свидание с мыслями о том, что сейчас якобы «отомстишь» ей?

— Да, что-то типа того.

— Капец, Ваня, что на тебя нашло? Ты с чего это решил быть таким злым?

— Не знаю, — сказал я тихо и неуверенно, — просто не знаю. Как же меня это достало.

— Мда, я конечно не ожидал.

— Да похер. Видимо я такой человек.

— Не думаю. Я же знаю тебя 12 лет. Ты таким раньше не был.

— Люди меняются. Видимо и я изменился. Нет больше того романтика и добренького парня. Он устал.

— Ладно, не накручивай. Но Вань, на будущее, не нужно срываться на девушек из-за того, что тебя все отшивают. Или игнорят. Или играют с твоими чувствами. Будь проще. И в конце концов они тоже люди. И испытывают те же чувства, что и ты. Ну что, понял?

— Да, понял. И давай спать. Я капец как устал от всей этой херни.

И всё пошло по накатанной. Мерзкое утро, якобы питательный завтрак из каши, часовая езда в утренний час-пик в метро, сон на убогих лекциях, чтение бесполезной художественной литературы на семинарах, езда домой, готовка набившей оскомину гречку, рис, картошку, и просиживание всего юношеского потенциала за компьютером. На имиджбордах я никогда не сидел, так что оставались лишь соцсети, YouTube, игры. И вот так я медленно умираю. Если у обычных людей жизнь представляется в виде часов, где наступление полночи — смерть, то у меня жизнь — связанная в петлю верёвка, где смерть — полное затягивание и помещение тонкой шеи внутрь. Каждый получает ту реальность, которую заслуживает? Что ж, видимо это и будет моей реальностью.

Осенний промозглый день конца сентября не предвещал ничего хорошего. Ничего хорошего он и не должен был принести. Самая скучная часть дня, а именно учёба в универе и езда в метро домой закончилась, а значит я в пяти минутах от своего свободного, горделивого сычевания. Всего-то перейти перекрёсток и оказаться в лачуге холостяков. Но вот только именно когда ты с нетерпением чего-то ждёшь, так оно и обламывается.

Догорали последние секунды красного света светофора, как я услышал сначала какое-то цоканье, а затем удар, даже скорее хлопок. Я чисто рефлекторно оборачиваюсь. И что же я вижу? На тротуаре лежит молодая девушка, лет 16–17 на вид, в светло-голубых потёртых джинсах, в бежевой кожаной куртке, застёгнутой на нижние три пуговицы. Короткие каштановые волосы едва спускались на тонкую и хрупкую шею. Лицо же мне не удалось толком разглядеть, так как оно скорчилось от боли.

Я поднял голову и обнаружил одну крайне любопытную деталь: за прошедшие несколько десятков секунд никто не обратил ни малейшего внимания. Ладно, я лукавлю. Они оглядывались, глядели на меня, на девочку, слегка улыбались, отворачивались и уходили прочь. Что, все они куда-то спешат? Нет, просто люди по своей сути отвратительнейшие создания. Даже животные помогают сородичам в беде. Но мы же люди, мы выше этого. Каким же я стал неудачником и слабаком, ведь раньше я бы и не осудил никого, ведь сострадание, это что? Правильно, бред. Или что-то вроде камня для собаки. Так, только погрызть. Ладно, Ницше, прочь из моей головы. Счастья ты мне не принёс.

Я опустил голову и встретился взглядом с потерпевшей неудачу девушкой. Я приметил её зеленовато-голубые глаза, тонкие невыразительные губы, да и всё. С плохим зрением и без очков попробуй разглядеть лучше. Она попыталась подняться, но я вовремя успел подскочить к ней, чтобы помочь подняться.

— Вы как? — спросил я.

— Ничего, но нога болит, — ответила потерпевшая.

— Можете ею пошевелить?

— Да, могу, но больно.

— Ну, значит не перелом. Скорее всего подвернули стопу. Прямо по дороге, недалеко, метров через 300 будет большое синее здание. Так вот, это поликлиника. Там подойдёте в регистратуру, вас куда-то отправят и подлатают. Думаю, не заблудитесь, — подытожил я.

Я развернулся и пошёл домой. Однако спустя буквально пару шагов остановился и склонил голову. Правильно ли я поступаю? Уйдя сейчас, я окажусь даже большим мерзавцем, чем те люди, что прошли мимо. Но я ей помог. Почему-то. Почему? Не знаю, но сейчас это не важно. И хоть я конечно негодяй, но не настолько же, чтобы бросать даму в беде. От потери десятка-другого минут не умру. Я вновь развернулся к потерпевшей.

— Кхм, я тут подумал, что Вам, возможно, понадобится помощь. И я, вот, в общем-то, кхм, могу помочь, — в этом момент моё лицо, наверное, налилось краской. Я. Предлагаю. Сам. Кому-то помощь. Что дальше? Раздавать милостыню?