— В принципе нет, но… Мне не слишком приятна мысль, что мои личные кадры оказались полностью беззащитны.

— Я уверяю вас, очень мало людей на свете смогут добыть информацию таким способом. На мой взгляд, вы и ваши секреты в безопасности.

Он хмуро взглянул на нее.

— Вот, опять вы все поставили с ног на голову. Почему вы меня-то не попросили? Думаете, я бы отказал?

— Не думаю… не хотела афишировать свой интерес к вашим фотографиям. Скажите, трудно было? Там? — и кивнула на фото.

— Достаточно трудно. Но это уже в прошлом, — он прикрыл глаза и задумался.

— Значит, пусть там и остается? — спросила она и легко коснулась кончиками пальцев его ладони. — Нет, я могу, конечно, удалить это фото, будете как все, без картинки.

— Я еще и единственный с фоткой? Ну ничего себе! — он легким незаметным движением взял ее пальцы в свои. — Придется вам ее оставить. А как же разные другие люди из вашей жизни?

— Их слишком много, мне обычно лень искать портреты. Кстати, у вас на рабочем столе телефона одно время тоже красовалось изображение, которого вам никто не давал. Не припомните?

— Отчего же, помню. Отличный кадр, Лодовико далеко не сразу удалось поймать вас так, чтобы мне понравилось.

— Так это был заказной кадр?

— Конечно. И я же тогда не мог посадить вас под его камеру, чтобы этот кадр получить, приходилось всячески изворачиваться.

— А сейчас что там?

— Взгляните, — он протянул ей телефон.

На рабочем столе Элоиза снова увидела свой портрет. В белом платье, с распущенными волосами. Машины, к которой она прислонилась в момент съемки, видно не было, но кадр был определенно из серии «именины у Полины».

— Между прочим, у меня этих фотографий нет. Почему? — строго спросила она.

— Потрясите Лодовико, сердце моё. Он даст их сразу же, вам даже не придется применять к нему ваши специфические методы убеждения.

— Я сейчас вернусь, — она отставила чашку, отняла руку, встала и стремительно вышла из зала.

В туалете подошла к зеркалу. Тьфу, кошка драная. Глаза горят, щеки красные, губы облизаны — обкусаны, волосы лохматые. Намочила руки в холодной воде, приложила к щекам. Не помогает. Попыталась пригладить волосы — бесполезно. А ведь сейчас идти, общаться с людьми, с которыми она всегда убийственно серьезна, и вообще работать! Думать. Просчитывать действия. Или ещё неизвестно что делать. Ужас. Сразу будет понятно — что-то не так, она не в порядке и вообще. Ладно, придется прорываться. Поскорее бы все закончить и спать уже. Предприятие сегодня было не очень сложное, но напрячься пришлось, сейчас бы выспаться, а потом уже дальше напрягаться.

Высушила руки и пошла обратно в зал.

Себастьен ждал ее за столиком.

— Вы в порядке?

— Нет. Но это не важно.

— Что-то случилось? Еще что-то?

— Да как вам сказать… у меня диссонанс между тем, что я вижу в зеркале, и необходимостью срочной работы.

— Я не зеркало, но я не вижу ничего плохого. Вы очаровательны сегодня, ваши глаза так непосредственно сверкают, и прическа у вас очень милая. Я склонен видеть во всём влияние вашего нетипичного сегодняшнего образа для операции. Он разбудил в глубинах вашей натуры что-то, что вы обычно старательно прячете. Видимо, это и не дает вам покоя. Нет-нет, не надо испепелять меня взглядом, я вовсе не утверждаю, что у вас есть привычка искать по барам мужчин на ночь. Я о том здоровом авантюризме, доля которого есть во всех наших совместных операциях…

— Да, я люблю риск и авантюры. Да, я с удовольствием на них иду, и, видит бог, справляюсь. Что-то еще? Или уже поедем к Шарлю? — она встала и принялась застегивать сумку.

— Да все отлично, экселенца! Вы прекрасно справляетесь, без вас нам было значительно труднее. Мы вас очень уважаем и очень ценим, а я так просто дня без вас прожить не могу. И вы это отлично знаете. Знаете же, так? — на последних словах он встал, подошел к ней, притянул ее за руку к себе и говорил практически у самого лица.

— Знаю, — она опустила глаза.

— Я понимаю, что сейчас было бы правильнее как раз отправиться на свидание. Или просто в постель. Хоть в мою, хоть в вашу. Но, черт возьми, жизнь такова, что мы отправляемся к Шарлю.

— Ок. Едем к Шарлю, — и далее до самого палаццо они был неразговорчивы, но предупредительны друг к другу и вежливы.

Шарль ждал их в своём кабинете. Было непривычно видеть приёмную пустой, но отца Варфоломея там не обнаружилось. Кардинал сидел за столом и гладил разлёгшегося на коленях кота Чезаре.

— Добрый вечер, Себастьен. Добрый вечер, госпожа де Шатийон, вы сегодня замечательно выглядите. Прошу прощения за то, что беспокою так поздно, но вокруг меня происходит что-то непонятное, и мне это не нравится. Садитесь, сейчас принесут кофе.

— Добрый вечер, Шарль, — кивнул ему Марни. — Нам бы тоже понять, что вообще происходит.

— Добрый вечер, ваше преосвященство. Рассказывайте, — Элоиза сняла с плеча сумку и шарф, Марни подхватил и сложил на стул у дверей.

Кофе принёс не кто иной, как Варфоломей лично. Аккуратно поставил поднос на стол, налил всем, кто как любит, и только потом уселся.