– Да ладно, Га… Каринка, хватит тебе. Завидуешь, подруга.

Вот как обстоит дело, оказывается. Саша Громов – он же Сэм – завидный жених.

А кабак уже плясал. Я пригласил Галку-Карину, но больше думал о том, как не потерять из виду Громова, танцующего с Люсьеной.

Громов был надут и как бы задумчив. Высокая Люсьена смотрела на него все-таки здорово снизу вверх. Видимо, интересовалась, чем он так опечален. Он что-то цедил ей в ответ. А потом он вдруг бросил ее среди зала и резко пошагал к выходу.

Я припустил за ним и облегченно вздохнул, увидев, что он пошел всего-навсего в сортир.

Я быстро кинулся в зал. Глянул на Люсьену: она наливала в фужер коньяк. Насколько я знаю женщин, это не предвещало ничего хорошего. Я уже не подозревал, что Громов глуп, я уже точно знал это.

– Чего это она фужерами хлещет? – спросил я у Эли, которая тоже за этим наблюдала.

– Да что-то Сэм не такой, как всегда.

– А какой он всегда?

– Ну что вы... обожает ее. Как бы и он ее не бросил. Не везет ей.

– А кому везет? – кинула Карина.

А дальше все завертелось с бешеной скоростью.

Возвращаясь из сортира, Громов вдруг плюхнулся на свободный стул у нашего столика.

– Простите, не помешал?

– Нет, что вы… – не очень довольно ответил я.

– Вы не ревнуйте, это мои подружки. Элечка, Кариночка, как живете, милые?

– Живем пока, Сэм.

– Элечка, ласточка, вот опять то танго, помнишь?

– Помню… – радостно-испуганно буркнула Элечка и пошла танцевать с Громовым танго.

Думаю, что когда-то он закончил школу бальных танцев. В общем, «…я так тангировал, что ты с ума сходила…» Никакой тебе озабоченности и хмурости, лишь любовь и почтение к Элечке, которая выглядела напуганной до потери сознания.

И вдруг меня осенило: а если он делает это нарочно? Ведь все его поведение – сплошная провокация.

Онегин самиздатовский, ловелас самопальный.

Я не говорю о жестокости такого поведения. Такое поведение претит нормальному мужику. Это похоже на то, как барышня тонкими наманикюренными пальчиками стала бы давить мух на стекле. Но это еще было крайне опасно. Я бы, например, просто побоялся устраивать такой прилюдный, разгульный демарш. Не только потому, что я хорошо отношусь к женщинам, но и потому, что я просто мистически боюсь их ненависти. Ведь самая святая не забудет, что с ней проделали без видимых причин.

Ясно было одно. Громов вышел на тропу. Громов решился.

Я только и успевал переводить взгляд с Громова на Люсьену и на Леонида с Нелли.

Вот Люсьена затравленно начала оглядываться по сторонам, вот глянула на Нелли. Нет, мне не показалось: Нелли усмехалась. Леонид? Леонид тоже. Значит, они участники этого безобразия.

Люсьена вскочила и, как змея, единым движением оказалась рядом с танцующим Громовым. (Он уже прижимал к себе Элю.) Так же мгновенно и неуловимо Эля отскочила от Громова.

Тут завыла певица:

Эти глаза напротив

Калейдоскоп огней!

Эти глаза напротив

Ярче и все родней!

Что кричала Люсьена, было непонятно. Конечно же, она норовила дорваться до его лица когтями, но этого он ей не позволил. Он скрутил ее как-то грубо, как пьяного мужика, одним точным жестом.

Тогда она начала что-то выкрикивать. В конце концов я услышал, что именно, но лучше бы и не слышать. Кромешный ужас! Но они стоили друг друга, и я ей не судья. Только этого дебила Громова было даже как-то жалко, потому что он не знал, что сгустилось над его головой.

А меня почему-то всегда удивляет: как же такие не знают, не предчувствуют? Сеять вокруг себя позор и разорение, докатиться до преступления и при этом не знать, что тебя может ожидать? Странно. Опять утыкаюсь в наше милое, доморощенное: книжки хорошие надо читать. Лучше в детстве, вернее, начиная с детства. Тогда, может, если даже де поверишь, что добро побеждает зло, то хотя бы узнаешь, что не все на свете такие же дураки, как ты и твое ближайшее окружение. Впрочем, такие и с умными людьми на равных – не видят разницы.

А вот и качки жвачные выросли рядом с ними.

Что-то заговорщицкое мелькнуло меж ними с Громовым. И вытащили они нашу бедняжечку, и повлекли ее под белы рученьки вон из кабака.

А наш герой сел к своим приятелям за столик и понеслась оттуда такая ржачка, такое издевательство над всеми человеческими чувствами…

Нет, не жалко мне тебя, Громов. Мое наказание для тебя детский лепет по сравнению с тем, как ты уже наказан.

И сидели мы так еще часа полтора. Мои рыбочки, Галочка с Элечкой, в отличие от Нелли в металлических колготках не веселились. Ну а я бередил их раны.