Дроздов Анатолий Ф.
Шрифт:
– - Много, -- лесовичок захихикал.– - Нечистый, Димитрий, вот здесь, -- он постучал сухим пальцем по груди, -- в душе людской. А отсюда его только священник может изгнать, да и то не всякий -- я таких и не встречал почти. В помещениях нечистому откуда взяться, тем паче в городе. Хотя водою святою их покропить, порою, и не бесполезно, -- старичок вновь потянулся к рюмке.– - Значит дурите народ?– - без обиняков спросил Панов.– - Дурю, -- охотно согласился лесовичок.– - Отчего не дурить, когда они сами того хотят? Грех это небольшой, а вот деньги за него дают хорошие. Я, милый ты мой человек, на этом деле троим детям в России помощь оказываю -- без меня бы они там сейчас на одном хлебушке с молоком жили бы -- да двух внучек в институтах держу. А в институтах тех, помимо прочего, за науку платить надо -не казенное заведение.– - А дети ваши науку не переняли?– - не отставал Панов.– - А то бы как славно сейчас жили бы!– - А-а!– - досадливо сморщился старичок.– - В мать они пошли. А покойница, прости меня Господи, глупая женщина была. В партию эту вступила, на собраниях выступала и детей туда же потащила. Меня все малахольным перед ними выставляла, темным. В церковь, видишь ли, ходит, блажененький. Они меня и сейчас таковым считают. Поэтому я и уехал сюда и живу в отдалении от чад своих. Старушку вот себе нашел хорошую, опрятную, живем по-малу...– - А от денег не отказываются?– - старичок Панову нравился все больше.– - От денег -- нет, -- лесовичок снова захихикал.– - От денег, тем паче дармовых, хороший ты мой человек, никто не отказывается. Приезжают. Подарки привозят, на мои же деньги купленные, почет и уважение оказывают. А мне и приятно. Знаю, что как помру, и хоронить все приедут -- за папашиными деньгами. Слетятся... К концу застолья лесовичок развеселился настолько, что запел, да так заразительно, что Панов и, заглянувшая к ним на кухню жена, невольно подтянули. Лесовичок попытался и сплясать, ловко вытанцовывая вокруг дородной супруги хозяина, но та оказалась слишком неповоротливой и неумелой -- скоро смущенно шлепнула на табуретку. Вечер, одним словом, удался. Расстались они совершеннейшими друзьями. Напоследок Панов по просьба лесовичка "поправил" ему плечо: у старичка оказался застарелый периартрит, видимо здорово мешавший ему исполнять профессиональные обязанности. Прощаясь, они троекратно облобызались, и лесовичок пригласил Панова в гости -- "на ушицу с кореньями". И предложение это было с благодарностью принято...
8.
Неприметный человек в сером костюме сидел на лавочке в сквере и листал газету. Прохожий, случись ему в этот непривычно жаркий день начала сентября забрести в этот пыльный городской сквер, не обратил бы на незнакомца в сером внимания: человек, как человек, не молодой, но и не старый; не красавец, но и не урод; одет не бедно, но и не богато -- словом, обыкновенный гражданин, каких миллионы вокруг. И только по взглядам, который гражданин на лавочке время от времени бросал то на часы на своем запястье, то -- по сторонам, можно было понять, что он кого-то ждет. "Ну и пусть!– - подумал бы в этом случае посторонний прохожий.– - Ждать в сквере у нас никому не возбраняется." Что, конечно же, было чистой правдой. Ждал, впрочем, неприметный гражданин недолго. Вскоре после его водворения на лавочке на аллее показалась молодая женщина: высокая, хорошо сложенная и броско одетая. Ее, вдобавок ко всему, можно было бы назвать и красивой, если бы не заметные следы душевных переживаний на лице и обильный макияж, призванный все это скрыть, но, как чаще всего бывает в таких случаях, только эти следы подчеркнувший. Когда женщина приблизилась к лавочке, гражданин с газетой встал и, церемонно поздоровавшись, предложил неизвестной присесть. Та не ожидая дополнительных приглашений, устало опустилась на вымазанные тусклой зеленой краской брусья скамьи, гражданин в сером примостился рядом. Они завели разговор, негромкий и неслышный любопытствующему со стороны. Однако, любопытствующих в этот жаркий полуденный час в сквере не было, поэтому двое на скамье могли говорить откровенно и все, что им хотелось. Так оно, впрочем, и было.– - Вы не представляете, Юрий Александрович, как я измучилась, -- говорила незнакомка, всхлипывая и аккуратно промокая набегавшие из густо покрашенных ресниц слезы шелковым кружевным платочком, -- каждый день только и думаю: а вдруг сегодня? Вдруг вот позвонят...– - Все-таки, Аллочка, давайте сначала, -- попросил Юрий Александрович, судя по всему не разделявший тревоги своей собеседницы.– - С чего все началось?– - Ему позвонили...– - начала Аллочка и громко всхлипнула. Человек в сером костюме терпеливо дождался, когда соседка по лавочке успокоится и продолжил тем же ровным тоном: -- Позвонили. И что сказали?– - Что не пройдет и двух месяцев, как его похоронят... Женщина закрыла лицо платком и зашлась в рыданиях. Юрий Александрович (а именно так, как можно было понять, звали человека на лавочке) вздохнул и погладил соседку по плечу. Та зарылась ему лицом в грудь и так застыла, бурно всхлипывая.– - Ну ладно, будет, -- Юрий Александрович погладил ее по спине и сказал тем же спокойным тоном: -- Если мы с вами тут будем долго плакать, лучше не станет, Аллочка. Так что давайте все-таки поговорим. Аллочка послушно оторвала голову от его груди и, в очередной раз промокнув глаза платочком, села рядышком. Посторонний, посмотревший на нее в эту минуту, понял бы, что больше плакать она не будет. Но посторонних, как уже упоминалось, рядом не было; единственным, кто заметил изменение в поведении молодой женщины, был все тот же гражданин на скамейке.– - Это, наверное, была шутка?– - спросил он.– - Нет, -- Аллочка покачала головой и повторила: -- Нет. Я, когда Славик мне об этом сказал, сразу поняла. Хотя он и пытался улыбаться, говорить, что вот, какой-то дурак позвонил...– - А какой у него был голос?– - вновь поинтересовался Юрий Александрович.– Муж вам рассказывал?– - Да. Какой-то механический и страшный, как у робота. Я сразу поняла, что что-то здесь не то...– - Так, -- сказал Юрий Александрович и отложил в сторону газету, которую до этих пор держал в руке.– - Такой ровный, густой. Да?– - Да, -- женщина смотрела на него широко раскрыв глаза.– Вы знаете, кто это?
– - Боюсь, что да, -- Юрий Александрович нахмурился.– - Это действительно серьезно? Юрий Александрович хмуро кивнул.– - Вы можете мне рассказать?– - Наверное, -- человек в сером костюме пожал плечами, -- подписки насчет этого я не давал, да и никто не требовал у меня молчать по этому поводу. Несколько лет назад я, Аллочка, о чем вы, конечно, не знали, служил в воинской части, оперуполномоченным особого отдела дивизии. Время тогда было сами помните какое, страна разваливалась, ну и утащили у нас со склада несколько ящиков с автоматами и патронами к ним. Скандал, сами понимаете. Сначала все думали, что кто-то из солдат побаловался, мигом найдем. А тут нет. Комдив на ушах, штаб армии тоже, из части контразведка не вылазит -- словом, хватило... Гражданин в сером полез в карман и достал пачку сигарет. Женщина тут же извлекала из сумочки свою, и они оба задымили, пуская дым к знойному небу.– - Вот тогда, -- продолжил Юрий Александрович, -- мне и привели этого. Прапорщик один наш из части сосватал. Он и в первый день предлагал, да только я его послал: какие еще экстрасенсы? Ну а потом... Утопающий за соломинку хватается...– - И что?– - нетерпеливо спросила женщина.– - Первым делом он сказал, где оружие спрятано. Не само место, конечно, вот в этом леске ищите, говорит. Ну, послали роту, нашли. Сами понимаете, тут уже по-другому на него смотреть стали. А он попросил документы всех, кого мы подозреваем, принести. Собрали мы военные билеты и удостоверения личности -штук восемьдесят набралось. Всех, кто мог хоть как-то... Он три документа отобрал. Эти, говорит. Взяли мы их, нажали -- те и раскололись. Хотели в Карабах автоматы продать -- тогда там только все начиналась. И один из этих троих заместитель мой...– - человек в сером костюме горько усмехнулся.– - А дальше?– - женщина смотрела на него, не отрываясь.– - Что дальше? Их посадили, меня в звании повысили. В отчетах я же не писал, что экстрасенс помог -- засмеяли бы. Потом он еще нам пару раз помог -- после чего меня и в комитет на оперативную работу забрали. Но вскоре мы перестали работать...– - Почему?– - Наша служба работает только с теми, кого может контролировать. Как с вами, Аллочка. Вы же никому не рассказываете, откуда в свою нынешнюю супружескую постель попали? Женщина вспыхнула и насупилась.– - Вот так. А его прижать не на чем было, стал своевольничать. Ну и... Потом я узнал, что он этими штуками занимается: звонит кому-то и говорит, что через какое-то время того похоронят.– - И?– - Хоронят. Всегда -- я проверял. Я не знаю, как он это делает, но слова его всегда сбываются. Знаю только, что берет за это немало. Нам с вами за всю жизнь не заработать.– - Неужели с ним ничего нельзя сделать? Вы -- полковник, ваша служба такая... И не можете справиться с таким?– - А как? По закону ему ничего не вменишь: нельзя привлечь к суду человека, который позвонил и кому-то какие-то слова сказал. Да еще доказать надо, что это именно он звонил... А чтобы провести секретную операцию, нужно, чтобы он покушался на устои государства.– - А вы не знаете, чей Славик сын?– - Знаю. Но позвонили ему, а не отцу. Кроме того, насколько я понимаю, это частное дело, а не диверсия со стороны недружественного государства. Ведь так? Женщина опустила голову.– - Муж говорил вам, из-за чего это случилось?– - Нет. Но я думаю, что из-за долгов. Он много должен...– - Вот видите. Думаете мой начальник одобрит секретную операцию по защите должника? Даже, если он чей-то сын? У нас через год выборы, Аллочка...– - Неужели ничего нельзя сделать? Человек в сером костюме пожал плечами: -- Насколько я знаю, это можно предотвратить, если тот, кто заказал этот звонок, попросит исполнителя сигнал отменить. Пусть ваш Славик вернет долг, и тогда, я думаю, все наладится.– - Он не может, -- глухо отозвалась женщина.– - Нечего отдавать -- он все потратил.– - Не без вашей помощи, конечно, -- усмехнулся Юрий Александрович. Женщина не ответила и только ниже опустила голову.– - Если нет денег, тогда пусть хотя бы встретится с кредитором, объяснит, что и как. Может и договорятся.– - Он не пойдет, -- вздохнула женщина.– - Он каждый день кричит, что видал он их всех и что никого не боится. И пьет каждый день. Пока не свалится. Юрий Александрович, миленький, -- женщина умоляюще взглянула на собеседника: -Научите, что делать? А?– - Вы, Аллочка, женщина умная, поэтому и работал с вами все эти годы, -медленно проговорил человек в сером костюме.– А важнейшее свойство умного человека -- воспринимать жизнь философски, такой, как она есть. Поэтому не надо пытаться изменить то, что изменить нельзя, а подумать прежде всего о себе...– - Так вы считаете?..– - женщина не договорила, но собеседник ее понял.– - А ради чего я тут уже полчаса распинаюсь перед вами? Я только хочу, чтобы и вы поняли. Ваша задача сейчас -- сделать так, чтобы... после всего этого вы не остались ни с чем. Попросите мужа подписать пару бумаг, разберитесь с деньгами и прочим... Понятно?– - Да, -- женщина кивнула.– - Я уже сделала кое-что. Но теперь... Спасибо вам.
– - Из спасибо шубу не сошьешь, -- усмехнулся собеседник.– - Я поняла, -- женщина торопливо закивала.– - Потом... Ну, когда все это... Вы ко мне придете?– - Обязательно, -- заверил мужчина.– - Тогда до свидания, -- женщина встала, и мужчина тоже поднялся с лавочки.– Спасибо еще раз, Юрий Александрович, хорошо, что вы у меня есть... Она, не оглядываясь, пошла прочь. Мужчина еще некоторое время смотрел ей вслед, затем подобрал с лавочки газету и зашагал в противоположную сторону. Лицо его было хмурым. Он думал о том, что агента "Лилию" теперь надолго придется законсервировать, и что теперь он надолго лишился ценного источника информации. Что теперь, когда до выборов остался всего год, было очень плохо. Однако гражданин в сером костюме тоже считал себя человеком умным и привык на все смотреть философски. Он вспомнил, что до пенсии ему осталось совсем немного, а потом он, как и мечтал, проведет остаток дней своих в маленьком уютном домике, который выстроит где-нибудь в укромном месте. И вокруг будет лес, неподалеку -река, а по утрам его будут будить соловьи. Где взять деньги на домик, человек в сером уже знал...
9.
Как и предсказал Панову странный ночной гость, родственники без вести пропавших людей скоро нашли его. Ничего путного из этого не вышло: он водил ладонями над фотографиями пропавших, держал в руках принадлежавшие им вещи -ничего. Наконец, все это Панову надоело, и он приказал Мише к нему с таким больше не пускать. Но еще один посетитель с фотографией к нему все же просочился. Именно просочился, ибо пришел (видимо, не случайно) именно в тот момент, когда Миша отлучился со своего поста по неотложному делу. Посетитель был немолод, седой, с морщинистым обветренным лицом. Поклонившись, он положил на стол перед Пановым большой нечеткий снимок парня со странным выражением лица.– - Сын, -- пояснил посетитель, громко шмыгнув носом, -- понимаете, он олигофрен. (Панов понял, что было странным в лице парня.) Бог наказал нас с женой. Двадцать четыре года мы его, как маленького. Его ж на минуту одного оставить было нельзя. А тут на даче... Опомнились через пять минут, а его уже нигде... Я вокруг каждую веточку поднял, в каждую ямочку заглянул! Отпуск кончился, но я все равно каждый выходной туда езжу. Два месяца уже. Пойми, пожалуйста, человек хороший, -- посетитель всхлипнул, -- раз я уж сына сохранить не сумел, то хотя похоронить его должен по-человечески...– - Вы думаете, я не хочу вам помочь?– - почему-то обиделся Панов.– - Пробовал уже -- не получается с этими вашими фотографиями.– - А ты еще попробуй. Попробуй, сынок! Ну!– - он схватил Панова за руку и тому показалось: что-то мелькнуло перед взором. Он невольно закрыл глаза и инстинктивно накрыл сжимавшую его кисть руку старика свободной ладонью. И вновь что-то разорванно-туманное мелькнуло перед его взором -- наплывало и исчезало, потом вдруг показалось солнце на ослепительно-голубом небе -- оно нещадно палило; затем солнце исчезло, и перед глазами плеснула вода, мутная, темная. Неясно, как сквозь туман он увидел дерево, одинокое, разлапистое, потом темная вода медленно залило все, и он почувствовал, что задыхается... Он открыл глаза. Старик смотрел на него в упор с немым вопросом во взоре.– - Вода... Надо искать его в воде, -- неуверенно сказал Панов.– - В какой воде?– - старик сжал его руку.– - Мутная она такая, грязная. Там еще дерево на берегу. Большое такое, разлапистое, похоже -- дуб. Веревка!– - вдруг неожиданно для себя выговорил он.– - Там на суку веревка, а к ней палка привязана. Знаете, берут такую двумя руками, раскачиваются и прыгают в воду...– - Пруд, -- старик отпустил его руку. Взгляд его потух.– Пруд нашего дачного товарищества. Но там искали, -- он говорил, как бы сам себе, -- да и тело бы выплыло. Тело всегда всплывает...– - он вопросительно посмотрел на Панова. Тот в ответ только пожал плечами.– - Боже мой! Камни!– - старик вдруг хлопнул себя по лбу.– Как я мог забыть?!– - Какие камни?– - удивился Панов.– - Да он всегда камни в карманы собирал, гайки всякие, -- раздосадовано махнул рукой старик, -- дите. Как наберет... Мы тогда выбросили у него из карманов, но он мог по пути набрать: их вдоль дороги -- море. Как же я это забыл?! Надо было сразу весь пруд баграми пройти... Он заспешил к двери. И вдруг остановился, повернулся к нему и полез в карман пиджака.– - Оставьте!– - махнул рукой Панов.– - Если все действительно так, вам будут нужнее.– - Спасибо, сынок!– - еще раз всхлипнул старик и скрылся за дверью... Эта история невольно потащила за собой следующую. Спустя несколько дней, вечером, когда Панов, лежа на диване, читал газеты, в дверь позвонили. Открывать пошла жена и вернулась с гостем. Это был здоровенный мужик, лысый, в кожаной куртке и цветастых спортивных штанах. Из штанов выглядывали здоровенные ступни, обтянутые белыми носками не первой свежести. Едва поздоровавшись, мужик зашарил глазами по комнате и, заметив на стойке в углу телевизор со встроенным видеомагнитофоном, купленный совсем недавно, обрадованно затопал туда.– - Вам что нужно?– - Панов сел.– - Вот!– - мужик показал ему видеокассету.– - Здесь все.– - Что, все?– - Запись. Сынок мой, -- деловито пояснил гость.– - Две недели уже, как пропал. Понимаешь, -- мужик оглянулся и заговорил шепотом -- будто его здесь мог подслушать кто-то посторонний: -- Когда пропал, я поначалу подумал -- на выкуп взяли. У меня это... Бизнес. Два дня звонка ждал. И ничего...– - Я не ищу пропавших без вести!– - сердито сказал Панов -- гость ему не понравился.– - Да ладно!– - мужик отмахнулся от него, как от мухи.– - Знаю. Петровичу из моего подъезда ведь нашел, а? Вчера из пруда достали... Да ты не бойся!– - мужик полез в карман и достал комок слипшихся купюр.– - Я за работу всегда плачу хорошо, а за это -- ничего не пожалею! Панов заметил, как жадно блеснули глаза жены.– - Выйди!– - сердито приказал. Она нехотя повиновалась. Гость включил телевизор, присел рядом. Зашумело, на экране замелькал снег, потом снег исчез, и они увидели мальчика: маленького, пухленького, лет семи. Мальчик был в белой рубашечке, черном галстуке-бабочке и таких черных брючках. Он стоял на цветастом ковре посреди комнаты и насуплено смотрел на них.– - Пятого марта ... года, -- послышался с экрана голос, и Панов узнал его. Говорил гость.– - Павлику исполнилось семь лет. Давай, Павлуша! Мальчик вздохнул и затараторил: -- У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том... Несколько секунд Панов молча смотрел на него. Затем, вспомнив, взял обеими руками толстую лапу гостя. И все исчезло - только черный экран был перед ним. Он невольно отпустил рук гостя - и вновь розовощекий малыш тараторил про неведомые дорожки и следы невиданных зверей. Панов мотнул головой, отгоняя наваждение, и снова взял руку гостя. И опять черный экран встал перед ним. Тогда он понял... Он, наверное, изменился в лице. Сильные руки схватили его за плечи: -- Ну! Что?!– - Его нет, -- сказал он чуть слышно.– - Ты уверен!– - лысый больно сжимал его плечи. Он кивнул. Лысый отпустил его, закрыл лицо ладонями и замычал, раскачиваясь. Но когда через несколько секунд он отнял руки, глаза у него были сухие. И бешеные.– - Как это было? Кто? Скажешь?– - Попробую. Он снова взял лапу гостя в свои ладони и закрыл глаза. И уже знакомое ему рвано-туманное замелькало перед взором, затем он увидел ноги. Ноги были большие, в ботинках и брюках, и видел он их как-то странно -- снизу вверх.– - Дядя, не надо! Дядя, мне больно!– - Сынок!.. Он открыл глаза. Лысый смотрел на него, весь побелев. И Панов понял, что не услышал, а сказал эти страшные слова. И как их сказал...– - Пожалуйста, еще!– - лысый умоляюще смотрел на него. Он кивнул и снова закрыл глаза. И вновь сквозь туманные клочья он видел мутную картинку. Но в этот раз другую.– - Машина, -- услышал он откуда-то издалека голос и тут же понял, что это говорит он сам: -- большая...– - Какого цвета?– - вопрос донесся откуда-то издалека.– - Темно-синяя... Большой блестящий радиатор... На нем - кружок и внутри звездочка...– - Мерседес...– - застонали далеко.– - Номер! Номер видишь?– - Кусты... Ветки закрывают... Только первые цифры.. Двадцать два! Вдалеке застонали еще громче, а Панов вдруг увидел, как заскользили, смыкаясь над его головой, ветки, потом вдруг чьи-то страшно сильные и злые руки сдавили его горло. Он дернулся, захрипел, и инстинктивно схватился за эти руки, чтобы оторвать их от горла. И ладони его встретили пустоту... Он сидел на диване в своей квартире рядом с незнакомым лысым мужиком в кожаной куртке и сухими беспощадными глазами на сером лице. Он вытер пот со лба.– - Брат, -- глухо и страшно сказал лысый, не отводя остановившегося взгляда.– - Я так и думал. Мальчик никогда не пошел бы с чужим -- я его этому всегда учил. Поверить только не мог. Ну, сейчас!..– - он встал.– - Я мог и ошибиться!– - Панов тоже поднялся.– - Нельзя же так сразу...– - Ты? Ошибиться?– - лысый ощерился какой-то жуткой улыбкой.– - Ты меня в первый раз видишь, да и я тебя тоже. Ты что, знал, что у меня брат есть, что у брата темно-синий "мерс" и что он, сука, гомосек проклятый?– - он скрипнул зубами.– - Ты сказал даже больше, чем я ожидал...– - И что сейчас?– - тихо спросил Панов.– - В милицию пойдете?– - К этим тварям продажным?! Они его за сотню чистеньким объявят. Не-ет... Сначала он все расскажет. Скажет, никуда не денется. Потом покажет, где спрятал, -- лысый скрипнул зубами.– - А там я уже из него кровь по капле... Он подошел к телевизору, на экране которого уже бултыхалась белесая муть -запись кончилась, извлек кассету, сунул ее в карман куртки.– - А ты помалкивай!– - он смотрел на Панова бешеным взглядом.– - Молчание -залог здоровья! Понятно? На!– - он сунул ему зеленый бумажный комок.– - Я свое слово держу... Когда за лысым захлопнулась дверь, Панов машинально поднял валявшиеся везде дивана газеты, которые читал перед тем, и вдруг со злостью швырнул их обратно. Затем выругался -- громко и страшно. На шум прибежала жена -- он обругал и ее.– - Чтоб больше не водила мне таких! Поняла?!– - крикнул он прямо в ее побелевшее лицо.– - В гробу я видал всех этих родственников с их фотографиями и кассетами! Сволочи поганые... Оставшись один, он еще долго ходил по комнате, яростно ворча про себя, не в силах успокоиться...
10.
Появлению этого посетителя в "кабинете" Панова предшествовали шум и крики в коридоре, какая-то возня, потом дверь к нему распахнулась и расхристанный и растрепанный человек, ворвавшись в нее, бухнулся перед Пановым на колени. Он невольно вздрогнул и попятился. А расхристанный железной хваткой вцепился в его ноги и завыл, мотая головой: -- Родной... Только ты... Сынок единственный помирает. Только ты... Панов недоуменно взглянул на Мишу, появившегося следом и такого же расхристанного и разлохмаченного, -- тот только смущенно развел руками. Вдвоем они кое-как подняли незнакомца с колен (тот упирался и выл), усадили на кушетку. Миша сбегал за водой. Пока гость пил, стуча зубами о край чашки, Панов рассмотрел его получше. Незнакомец был одет в форму полковника авиации, только сейчас его форменная рубашка с погонами была расстегнута почти до пупа, а один погон висел полу оторванным -- Миша, по всему видать, стоял в коридоре насмерть. Кадык на загорелой шее полковника двигался судорожно; подождав, пока он покончит с водой, Панов решительно забрал кружку.– - Ну?– - спросил властно.– - Сынок... Пятнадцать лет... Все отказались, все... Только ты...– - полковник заплакал.– - Дмитрий Иванович, говорил я ему, -- с досадой заметил Миша.– - Только зря время терять...– - Родной... Полковник сполз с кушетки и вознамерился было снова встать на колени, но Панов с Мишей упредили.– - Машина хоть у вас есть?– - спросил Панов, поняв, что армия просто так не отвяжется.– - Такси. У подъезда, -- полковник сглотнул.– - Останешься за меня, -- повернулся Панов к Мише и виновато развел руками в ответ на его укоризненный взгляд...
* * * Его провели в комнату, маленькую, но светлую. По прозрачному исхудавшему лицу мальчика на койке в углу, его почти невесомым рукам, лежавшим поверх одеяла, Панов сразу понял, что Миша был прав. Но отступать было уже некуда. Он провел рукой над головой больного и невольно сморщился -- в ладонь полыхнуло так, что закололо в пальцах. Дальше можно было уже не обследовать, но добросовестно довершил начатое. Злое пламя билось только под теменем мальчика, но и этого было достаточно. Он уже привычно окутал этот огонь холодом, истекавшим из его рук, даже сделал это старательней обычного. Но усыплять больного не стал. Тот, в свою очередь, внимательно следил за его движениями. В глазах его сиял такой свет, что Панову стало как-то неловко. Ему уже не раз за эти недели доводилось встречаться с обреченными людьми; всегда это было неприятно и тягостно. В этот раз было иначе: он уже мог уходить, но почему-то не хотел этого. И он присел на стул рядом с койкой.– - Ну что?– - спросил больной. Голос у него был тихий, но звучный. Панов виновато развел руками.– - Безнадежно? Он молча кивнул. Почему-то сейчас он чувствовал себя неспособным на обычную успокаивающую ложь.– - Говорил я ему!– - с легкой досадой сказал мальчик, и Панов понял, что это он об отце.– - Знаете, сколько тут до вас побывало всяких...– - он замялся.– - Шарлатанов?– - подсказал Панов. Мальчик в знак согласия закрыл и снова открыл глаза.– - И я такой же?– - Нет... Вы -- нет, -- медленно выговорил больной.– - Я ощущал, как от ваших рук исходило... И боль совсем пропала. Знаете, хуже всего -- это боль. Просто невозможно. У родителей все деньги ушли на обезболивающие. Отец и машину продал...– - Больше не будет болеть, -- заверил Панов.– - Совсем? Он кивнул.– - Хорошо. Жаль только, что вы так поздно. А то у них, наверное, даже на похороны не осталось... Панов сглотнул. Мальчик проговорил это спокойно и деловито -- словно речь шла о ком-то другом.– - Тебя как зовут?– - спросил он больного.– - Игорь. А вас?– - Дмитрий Иванович.– - Приятно было с вами познакомиться.– - Мне тоже, -- невольно отозвался он и вдруг спросил: -- Тебе не страшно?– - Нет, -- спокойно ответил Игорь.– - Было немного в самом начале. Потом прошло. Плохо только, что это так долго. И родителей жалко: мама плачет, отец бегает, экстрасенсов всяких ищет...– - Теперь уже недолго, -- неожиданно для себя заверил Панов.– - Я знаю, -- мальчик еле заметно улыбнулся.– - Я это сегодня понял. Знаете, мне сон приснился: свет вокруг, такой яркий-яркий, и кто-то в белом меня зовет. Было хорошо и совсем не страшно. Мне даже стыдно стало, что я когда-то боялся. Человек не должен этого бояться...– - Это еще апостол Павел говорил, -- подтвердил Панов.– - Вы -- верующий?– - спросил Игорь.– - Не знаю, -- пожал он плечами.– - Крещеный. В детстве бабушка учила меня молиться, но потом я все забыл. И только раз, мне тогда было двадцать пять, вспомнил те молитвы.– - Почему?– - У меня был аппендицит и меня везли на операцию. Было очень страшно.– - Все прошло нормально?– - Не совсем. Хотя мне потом говорили, что случай был самый банальный. Но... Оперировал какой-то практикант, который все время пытался мне что-то не то отрезать. Хорошо рядом опытный врач стоял... Мальчик улыбнулся: -- Наверное, вы это чувствовали, поэтому и молились, -- подытожил он.– Знаете, я тоже раньше читал Библию и не понимал. И сейчас не все понимаю. Чувствую только, что за этим стоит нечто очень большое, даже великое. Человеку это тяжело постичь, поэтому, наверное, все и верят по-разному.– - А родители твои?– - Раньше не верили, но как я заболел...– - Игорь повернул голову, и Панов увидел в углу комнаты несколько икон.– Это хорошо -- так им будет легче все перенести. Только вот отец мучается, считает, что это его Бог наказал.– - Почему?– - Это давно было. Я только родился, отец с друзьями выпили с радости, и самолет к вылету он плохо подготовил. Тот и разбился -- людей много погибло. Следствие вины отца не установило, а сам он не признался -- боялся мать одну с маленьким оставить. Он мне сам все рассказал, стоял тут на коленях и плакал...– - А ты как считаешь?– - Я думаю, что он ошибается, -- Игорь вздохнул.– - Я считаю, что это было бы слишком просто. Как в американских фильмах: провинился -- получи наказание. Мне кажется: Бог наказывает по-другому. Вы ему скажите, чтоб не мучился, -- внезапно попросил он, -- вам он поверит. Панов кивнул.– - Сам я долго думал, -- продолжил Игорь, глядя на него своими сияющими глазами, -- почему мне такое? Почему сейчас, так рано? И долго не находил ответа. А потом вдруг подумал: хотел бы я прожить такую жизнь, как мой отец? И понял, что нет. Так может Бог просто спас меня, и это не наказание, а милость? Знаете, даже странно как-то: в Библии ясно написано, что человек не умирает совсем -- просто переходит в другую жизнь. А люди почему-то боятся. Плачут, по врачам бегают, целителям; готовы все отдать, чтобы промучаться здесь, на земле, еще немного. Странно, да?– - Они, наверное, не верят в то, что здесь все не кончается.– - И я так думаю, -- согласился мальчик.– - А вы вот верите? Панов снова кивнул.– - Вот видите! Это же так просто -- понять. Ведь если там ничего нет, то жизнь здесь теряет всякий смысл: зачем учиться, строить дома, покупать вещи... Ведь тебя скоро не станет, и все -- зря! Для чего тогда? Как это люди этого не поймут? Мальчик устало прикрыл глаза.– - Хочешь уснуть?– - Да, наверное. Устал. Хорошо, что мы с вами встретились и поговорили. Ведь так? Панов кивнул в очередной раз и положил руку на его лоб. Мальчик медленно закрыл глаза и задышал тихо и ровно. Легкая улыбка застыла на его губах. Панов встал и осторожно вышел. Полковник ждал его в коридоре. Глянул вопрошающе. Панов покачал головой. Полковник опустил взгляд.– - Не мучьте его больше, -- Панов положил ему руку на плечо.– - И не водите никаких экстрасенсов -- не поможет. И лекарств больше не надо -- он одной ногой уже там. Полковник задавленно всхлипнул.– - И сами не мучайтесь -- это не ваша вина. Тот самолет разбился совсем по другой причине. (Полковник поднял глаза -- они у него стали огромными.) Держите, -- Панов сунул ему в руку комок купюр, оставленных бугаем с видеокассетой, -они кстати оказались в кармане.– - Вам скоро понадобятся...– - За что?– - полковник смотрел на него, потрясенный.– - За сына, -- коротко ответил Панов...
11.
Быть сиделкой оказалось делом не утомительным, хотя достаточно скучным. Когда главврач, вызвав ее в кабинет, объяснил, чем ей придется заниматься в ближайшие недели, Вика было вспыхнула и попробовала отказаться. Но главврач повысил голос, а потом протянул ей деньги -- она и согласилась. Ссориться с начальством ей не хотелось, деньги были нужны и, кроме того, все (о чем они с главврачом прекрасно знали оба) было ненадолго. Она спала в комнате девочки -- так потребовал хозяин дома -- сюда же им обоим приносили еду. Несколько раз в сутки она делала Вете обезболивающий укол -- в этом и заключались основные ее обязанности. С уколами поначалу обстояло плохо -в клинике инъекции были делом медсестер, а она шприц в руках не держала давно -- так что Вете пришлось немного поплакать. Потом она наловчилась, и девочка уже хныкала. Они почти не разговаривали. Девочка большую часть времени спала, а, пробудившись, требовала мультики. Она включала ей телевизор или видеомагнитофон, изредка читала книжку. Книжки Вета, впрочем, больше любила листать сама, с интересом разглядывая яркие картинки. После этого ей обычно хотелось рисовать; Вика усаживала ее в кроватке, приносила специальную доску, альбом, карандаши, фломастеры... Девочка с полчаса усердно корпела над листом бумаги, но это занятие сильно утомляло ее. Вскоре она сбрасывала все в сторону, и клала голову на подушку. Вика убирала рисовальные принадлежности и накрывала девочку одеялом.