Зубатки склонили головы, молча подтверждая мою догадку. Но стикер точно принадлежал Рю. Только не думаю, что это важно. У тенгу я про кофе уже раза два спрашивала. Мельком, но все же, он запомнил и озаботился. Даже если запах ему неприятен. Приняв решение, снова посмотрела на зубаток.

– Хозяин в поместье?

Сестрички покачали головами. Значит, у меня еще будет время передумать.

Вспомнив, что в поместье все же есть кот, попросила сестричек позвать мне Мику. Мурачщий пушистый великан явился через полчаса, развалившись на теплых плитах двора прямо перед Персиковым павильоном. Сперва было немного не по себе подходить к зверю, но когда стало понятно, что кот – он кот и есть, пустилась во все тяжкие. Потребовав у сестричек расческу, я чесала холку, пушистое пузо, густую шерсть на боках. Гладила за огромными ушами и даже уговорила, или скорее вынудила Мику показать когти. Устрашилась. Оставила лапы в покое, и продолжила выглаживать шерсть, от чего мы оба балдели. Сидеть на огромной пушистой спине было удобно словно в ворохе дорогих шуб. Только шуба была живой и тарахтящей. Когда солнце стало довольно быстро клониться к горизонту, высокому и неровному в горах, кот взбодрился, широко зевнув и потянувшись всем телом. Не готовая к таким маневрам, чудом не скатилась на плиты.

– Ну ты и вредина. Хоть бы предупредил, – ворчала, сползая по гладкому боку и ища ногами опору. Стремянка в деле поглаживания и вычесывания гигантских котов была незаменимой. Стоило только отпустить мягкую длинную шерсть зверя из рук, как котяра, отступив на шаг, взвился в темнеющее небо, почти мгновенно исчезнув из виду. Я почувствовала себя брошенной и одинокой. Сразу стало грустно, из груди сам собой вырвался печальный вздох.

– Госпожа недовольна? – зубатки поддерживали высокую стремянку, напрасно опасаясь моего падения. Я у бабули в саду яблоки тоже когда-то собирала. И не только. Мы когда-то по всей деревне мзду нагребали. Задорное лето было.

– Хозяина еще нет? – предпочитая не отвечать, перевела тему. Сестрички, как болванчики покачали головами. Не зная, чем занять себя дальше, провела ладонью по волосам, все еще заплетенным в хвост. Они казались длинней, чем раньше, плотнее и эластичней. Ладонь так и скользила по ровной единой массе.

– Ладно, может, еще порисую, – как-то вечер начинал нагонять тоску.

Шиджеру.

Мой камердинер практически закончил зашивать разрывы на руке, орудуя тонкой иглой и синтетическими нитями, когда дверь в комнату без предупреждения открылась с весьма основательным грохотом. Я даже опасался, что сёдзи (бамбуковая дверь или перегородка, обтянутая бумагой) выскочит из рамы. В поместье было только одно существо, так легко и походя нарушающее нормы поведения. Но ей было положено спать.

– Ой, как-то оно так легко, не рассчитала… – пробормотала Ориса, прикрывая широкий зевок ладошкой. Девушка была взъерошенной, в тонкой пижаме и со следами подушки на щеке. Прищурившись от света ярких ламп, необходимых Гадзодзу в такой тонкой работе, девушка оглядела комнату, ища меня взглядом. – А вот и ты. Я хотела поговорить…

Еще один сладкий зевок прервал фразу. Девушка явно не самостоятельно проснулась.

– А до утра это не терпело? – против ожидания, я не испытывал ни раздражения ни злости, глядя на эту зевающую, мягкую и теплую гостью. Рука болела меньше, под действием обезболивающих уколов, так что даже это почти не отвлекло.

– А утром я могу передумать. А что это вы тут делаете? – наконец заметив моего помощника и непривычный вид, вопросила Ориса, широко распахнув глаза. В том положении, котором я сидел, девушке не могли быть видны ни безобразные красные борозды на груди, уже зашитые тонкими нитями, ни кружевные стежки на плече. Но темный, почти черный силуэт Гадзодзу, больше всего напоминающий то ли назгула, то ли дементора, оставить равнодушной не мог.

– Ориса – это Гадзодзу, мой камердинер, если угодно. Незаменимый помощник. Мне слегка испортили руку на работе, и Гадзодзу занимается устранением, скажем так, беспорядка.

– Эм, приятно познакомиться. Ориса, – вежливо поклонилась девушка, косясь на Гадзодзу как на привидение, но при этом сохраняя вежливость. Эта ее особенность мне нравилась все больше.

– Знаю, госпожа. Рад возможности представиться лично, – тихо прошелестел помощник. Ориса явственно вздрогнула, не совсем понятно, от холодного порыва ветра или от голоса Гадзодзу. Не желая потом разбираться с простудами, глянул за спину девушки. Сестрички были на месте, оставаясь в ночных тенях с погашенными фонарями.

– Ориса, зайди внутрь, пожалуйста. Гадзодзу, прими другой вид, – ёкай поместья, повинуясь приказу, размылся на мгновение, почти сразу собравшись в своем человечьем обличии молодого мужчины с короткими темными волосами и безмятежным лицом. Как обычно, Гадзодзу был облачен в костюм служителей Облачного поместья, синие брюки-хакама и короткое кимоно того же цвета. На плечах, спине и под ключицами на одежде были вышиты круглые эмблемы принадлежности ёкая (камон).

Глаза Орисы округлились, но девушка вполне спокойно вошла в комнату, присев на подушку в паре шагов от меня. Махнув рукой, закрыл за ней сёдзи, отрезая путь холодному воздуху.

– Так что такого требует немедленного разговора, что ты даже попросила тебя разбудить? – Ориса потерла ладошкой глаза, прогоняя остатки дремоты и возвращая обычный ясный и разумный взгляд.

– Во-первых, я подумала, что все же была не совсем права с твоими учениками. Прости, что помешала их тренировке и не спросила разрешения на нарушение режима, – с удивлением я смотрел на глубокий, почти правильный поклон с колен. И, хотя в целом меня ситуация не слишком задела, признание собственной неправоты Орисы привнесло совсем иной смысл. Она извинялась за то, что, возможно, доставила мне беспокойство.