– Так позовите их.

– Вы нечаянно задели самое непонятное в преступлении, самое страшное. Гибнут свидетели. Таинственная группа удаляет их. Перед моим отъездом число погибших достигло девяти. Недавно к ним прибавилось еще двое. При загадочных обстоятельствах умер человек, заметивший выстрелы с другой стороны, совсем не там, где нам говорят, а с насыпи железной дороги. В преступлении века последнее слово еще не сказано, мистер Магнитолог...

Он ушел от меня в два часа ночи по нормальному времени, "ушел" через люк в потолке тамбура, потому что наша дверь была уже привалена снаружи сугробной кладкой.

Я вылез на воздух проводить его и подышать.

Снеговая равнина была живой, переменчивой, она шевелилась, дышала, перекатывалась, и небо над ней также было живым и переменчивым от разлива полярных сияний. Казалось, ветер и там шевелит и колеблет фантастически освещенное великое снежное поле.

Самое время включать аппараты.

...Не знаю, что будет. Но возможно...

Сегодня в полдень вспыхнул и замигал рубиновый светлячок обратной связи. Шеф хотел говорить со мной.

– Здравствуй, - сказал я.

– Приветствую тебя, - сказал он.
– Ты не замерз?

– Мне жарко.

– Не пора ли домой?

– Не знаю.

– Что у тебя там за американец?

– О!..

– Нет, правда?

– Журналист.

– Я знаю.

– Тебе не нравится?

– Почему же? Я спрашиваю... Не надоел?

– Ему скучно. По-моему, хороший малый, пишет книги, рассказывает мне о Лахоме. Там был убит президент.

– Помню. Ладно, это я к слову. Но я тебя вызвал не ради него. Тут у меня письмо для тебя, вот оно. Был у нас твой Археолог, взъерошенный весь, просил передать, и чем скорей, тем лучше. Я спросил у него, в чем дело, так он ответил "смеяться будете".

– Чудак... А ты не посылай. Покажи мне письмо.

– Распечатать?

– Ну да.

Шеф надорвал конверт, вынул вчетверо сложенный лист, расправил его и поднес к моим глазам.

Там было написано так:

"Искателю чудес я шлю самый сердечный привет!

Хотел тебя увидеть, но говорят, это будет не очень

скоро, поэтому решил написать.

Извини меня, хороший ты человек, за мои бредовые мысли

о сигналах из космоса. Получилась ерунда. Мы с тобой ви

дели на экране две Луны. Ты помнишь? Поскольку над Землей

всего-навсего Луна единственная, мне пришла в голову та

нелепая, как я понимаю теперь, идейка. Зря тебя попутал!

Недавно узнал я такую "новость". Много лет назад были

над нашей Землей две Луны. Говорят, одна из них упала

чуть ли не в Мексике. Было трясение земли, был всемирный

потоп и всякое прочее.

Мы с тобой видели образовательную передачу. Говорят, в

Америке много таких сугубо познавательных телестанций.

Может быть, и нет, но говорят. Посему не ругай меня,

прости великодушно за путаницу и мешанину.

Твой Археолог

(А я без тебя скучаю)".

Шеф положил письмо на стол.

Я, кажется, не смотрел на него.

– Почему ты побледнел?
– спросил он.
– Можно, я прочту письмо?.. Да что с тобой?!

– Мы, - сказал я, - мы копались в отклонениях... Мы школьники. Шеф! Мы не догадались, мы не могли догадаться проверить еще одно отклонение. Четвертая инстанта. Отклонение времени!

Девятнадцатое февраля, четырнадцать минут второго.

Самый обыкновенный белый день. Я не знаю, какие слова написать в моем дневнике. Я хочу бежать к моим товарищам, я хочу передать по радио: "Всем, всем, всем!.." Я никуда не бегу, не имею права. Как трудно сидеть и никому не рассказывать, никому не хвастаться! Мне так хорошо, дорогие мои, так хорошо!

Девятнадцатого февраля в четырнадцать минут второго на маленьком экране моей ловушки я увидел себя.

Не в зеркале для бритья, не на старой фотографии. На маленьком экране аппарата, который путешествовал со мной в чемодане всюду, где приходилось.

Я увидел себя таким, каким я был четыре года назад.

Я шел по набережной в кожаном пальто, сношенном четыре года назад. Я вошел в дом, в котором жил четыре года назад.

Я не сразу понял, кого я вижу. Мы не знаем себя. Когда первый раз пишем свой голос на магнитофонную ленту, мы не узнаем его, мы говорим: неправда, это не мой голос. Я слышу его другим... Если мы начнем рисовать себя, мы рисуем другого человека, с другой осанкой, походкой, выражением лица. Мы создаем себе свой образ не таким, каким видят его другие.