Шрифт:
Труппа пританцовывала, надвигаясь на авансцену, и хором пела:
Куда это годится -
Гулять одной девице?
Что ждет ее потом?
Суп с котом!
Куплет этот комиссия, принимавшая спектакль, велела выбросить.
– - Потом, -- пояснил секретарь парткома, -- нас всех ждет не суп с котом, а коммунизм.
Импровизации и намеки, которые они сообща придумали, тоже все выбросили. Дворец культуры принадлежал огромному военному заводу Министерства авиационной промышленности. Там у них допуска к шуткам не давали.
Когда Радик с Мальвиной не были заняты на сцене, Радик садился подле нее в пустом зале. Если они прорабатывали диалог вдвоем, Радик путался. А память у него вообще-то завидная: раз прочитав, запоминал целые сцены и подсказывал реплики другим. Ребята над ними потешались. Тогда Ипполит Акимыч сказал -- так чтобы Радик и Мальвина не слышали:
– - Только недостаточно умные над этим смеются. Лучше тихо завидовать. И помогать им дружить.
– - Мальчик с девочкой дружил, мальчик с девочкой не жил, -прокомментировал кто-то.
Ипполит Акимыч поморщился. Старше их на целую эпоху, пройдя воркутинские университеты, он старался быть учителем жизни, а не одного актерства. Ближе к генералке стало ясно, что Радик роль не потянул. Зря столько сил ухлопано. Однако на премьере Ипполит Акимыч сам удивился, и знакомые профессионалы, которые забежали одним глазом взглянуть, тоже отметили во французском аристократе нечто.
Радик не хромал, это само собой, поскольку он по сцене не ходил, и в этом больше было заслуги режиссера. Разыгравшись, француз стал уверенней в себе, энергичней, даже веселей. Сцену с поцелуем сыграл по первому классу. Моя заслуга, с гордостью отмечал Ипполит Акимыч. Окупаются внимание и добро. Да и роль переливается в человека настолько, что тот становится даже талантливей. Глядите-ка, ожил, приобщился к священному алтарю.
Переоценил он тогда и театр, и себя. Роль тут была ни при чем. Радика окрылила, сделала героем красивая бабочка Мальвина, сделала мимоходом, окропив пыльцой со своего крыла, не заметив этого и еще больше портясь от осознания такой своей инстинктивной способности. Небогатая душой, она помахала крылышками, захваченная общим вихрем веселой премьеры: яркими красками грима, таинственным запахом кулис, легкой музыкой и аплодисментами. Радик летел за ней по-настоящему, вдыхая источаемые ею таинственные флюиды. Впрочем, скорее, то были хорошие парижские духи. Его чувство казалось ему вечным. А бабочка жила один день.
Едва занавес закрылся, Радик, чрезвычайно возбужденный, подбежал к Ипполиту Акимычу, волоча ногу сильнее, чем обычно:
– - Не заметили, что я хромал!
– - Ну, а заметили бы? Зрителю-то важно, какой души ты актер. Тело, мальчик, бутафория. Играешь ты вкусно!
Похвалил преждевременно. Пороху у Радика хватило на один салют.
– - Выходит, и ушел ты тоже из-за Мальвины?
– - констатировал теперь Ипполит Акимыч безо всякого удивления, прикрыв глаза, чтобы они отдохнули от мерцающего света люстр над платформой.
Радик поднял пальцем переносицу очков, уголки губ вздрогнули.
– - Ей стало скучно в студии. Она сказала, что у вас детский сад, помните?
Еще б не помнить! Даже больше, чем Радик предполагал. На репетиции, когда разбирали ошибки премьеры, Мальвина вдруг пнула ногой стул и заявила, что больше играть не будет.
– - В чем дело?
– - Я вам тет-а-тет скажу.
Он изящно взял ее под локоток и отвел в фойе.
– - Что с тобой?
– - Вы же умный человек, сами должны понимать...
Она умела говорить вежливо и при этом оскорбительно. Он не считал себя глупым, но не понял.
– - А все ж?
– - Допустим, мне не нравится роль крепостной, над которой зал потешается.
– - Хочешь играть графиню? Но она же пожилая...
– - При чем тут графиня? Не хочу на сцене целоваться. И все!
– - Это ж театр. Сценические поцелуи -- профессия.
– - С ним не хочу.
– - Но он не Радик -- француз! Такое у нас с тобой ремесло...
Поведя плечом, она не удостоила объяснениями. Вздохнув, он покорно согласился. Раз так, действительно лучше бросить. Посреди репетиции Мальвина ушла. Не дано ему было предвидеть, что за этим последует.
С уходом Мальвины Радик помрачнел. Из-за незначительного замечания слез со сцены в зал. Еле закончили без них: Ипполит Акимыч сам бросал Мальвинины, а потом и его реплики. Погасили софиты, а Радик продолжал сидеть в зале. Надев плащ и шляпу, режиссер подошел, положил ему руку на плечо. Плечо вздрагивало: Радик рыдал.
– - Я попробую с ней поговорить, -- не зная, как помочь, тихо сказал Ипполит Акимыч.
Женская часть труппы чувствовала его мягкость и обычно липла к нему с доверительными разговорами. Вечером он отыскал в списке студийцев телефон Мальвины. Дома ее не было, попросил передать, чтобы забежала в студию. Через пару дней Мальвина явилась к концу репетиции разодетая, будто шла на дипломатический раут. Сидела в темном зале. Заметив ее, Радик ушел. Когда режиссер освободился, подошла.