Смартфон первым делом проверил. Нет сигнала, никакого. В нём две сим-карты, причём одна такая, что даже в горах остаётся связь, но, видно, не в этот раз. Сам телефон, кстати, не пострадал, даже стекло не треснуло. Удивительно. Отключил его пока. Когда связи нет, батарея быстрее садится, попаду в более обжитые места, тогда и включу.

В который раз задал себе вопрос: почему не ношу с собой нож? Сейчас же это модно – мужской аксессуар, поможет в любой ситуации… Но как-то так сложилось, что я не особо привык орудовать ножом в полевых условиях – хоть консервы открывать, хоть врагов резать… Работа у меня тоже не располагает к ношению острых предметов. Я представитель почти уже ругательной профессии – психолог и коуч, провожу психотерапию людям с психологическими травмами. Что это значит? Если человек плачет от любого неосторожного слова, бьётся в панических атаках или просто хочет лежать и ничего не делать от депрессии, то его приводят ко мне, и мы стараемся сделать так, чтобы ему не нужен был галаперидол или антидепрессанты. Выбираемся из психологической задницы. Такая работа требует больше понимания и внимания, а не проявления силы. В меня клиенты и табуретками кидали, и душить пытались, во время сеансов, и ничего, живой-здоровый, и люди уходили живыми и здоровыми. Человек, когда его «накрывает» волной боли, перестаёт головой думать и начинает действовать как первобытный охотник. Наверное, если бы не сталкивался раньше с таким количеством боли и безысходности, не помогал бы находить выходы даже в самых безнадёжных ситуациях, то сегодня ночью точно бы сломался, если не от самого провала, то от вида клыкастой твари… Хотя всё равно мороз по коже, как только вспомню.

Теперь, похоже, я сам в заднице оказался. Причём не в психологической, а в лесной. И надо думать, как из неё выбираться. Оглядел вещи, часть сложил обратно в сумку, другие рассовал по карманам. Прислушался. Знаю, что, каким бы густым не казался лес, всё равно можно расслышать звуки жилья – электрички, машины, бензопилы, генераторы – всё это гудит и тарахтит так, что слышно за многие километры, плюс ещё собаки, коровы и другая живность постоянно подаёт голос. Заблудиться в современном лесу, конечно, можно, но, чтобы не выйти к людям, для этого сибирская тайга нужна или болота какие-нибудь, а ещё много-много глупости, чтобы через эти болота идти напролом.

Кроме пения птиц и шума ветра в кронах, ничего расслышать не удалось.

– Ладно, – сказал я безымянному трупу. – Надо бы оглядеться, а то мало ли…

Резьбу на камнях в полумраке не заметил, да и не до неё было. Зато сейчас посмотреть можно. Руны, кажется… Не специалист я по этому делу. Какие-то угловатые каракули от земли до вершины камня-столба поднимаются сплошной вязью, а сам камень метра три с половиной высотой. Те, что по краям, кругом выстроены, у одного верхушка обломилась, тут же рядом валяется, мох её потихоньку затягивает. Подошёл к валуну посередине сооружения – низкий, мне по пояс, тоже, наверное, письменами покрыт. Отодрал кусок мха – точно, уже знакомые каракули.

Деревья, кстати, в круге не растут, хотя поодаль густые заросли, прямо чаща. Ёлки тёмные солнце закрывают, кустарник какой-то колючий тянется, густой подлесок тут. Это точно не городской парк.

Присел у камня и задумался. Ждать здесь или выбираться к людям?

С одной стороны, лучше бы далеко не уходить, мало ли… Может, опять моргну, и снова дома окажусь или спасатели прилетят, а с другой… Кто знает, может, эти клыкастые здесь на постоянной основе столуются? А любимая закуска у них – погружённый в терзания турист вроде меня. Кроме того, даже если твари и не явятся, то я всё равно сижу рядом с трупом, похоронить его не смогу, нет никаких инструментов. Не палку-копалку же делать, в самом деле… Что это значит? Правильно, нужно понимать, что на неприятный запах к трупу потянутся хищники. А тут я, более свежий и сочный. Перспектива не очень-то…

А куда идти?

В голове мысли ворочаются, про то, что люди возле водоёмов селятся. Только вот, где они, эти водоёмы? Не слышу я ни морского прибоя, ни грохота водопадов… Ладно уж. Что-то захандрил я. Собираться не надо, разве что…

Посмотрел на труп бородача, точнее, на плащ. Понятно, что с арсеналом из ручки и смартфона я долго не протяну в диком лесу. Ну а если лес окажется не таким уж диким? Что, если я к концу дня уже выйду к какому-нибудь «Макдонльдсу», расплачусь этими самыми карточками и буду посмеиваться над собственной мнительностью?

Хорошо бы.

Плащ я с покойника всё-таки снял. И куртку с ремнём тоже. Кстати, и правильно сделал, потому что в куртке оказались два внутренних кармана, в одном лежала сложенная вдвое бумага, испещрённая чернильными строчками, со старомодной сургучной печатью, второй карман оказался пуст. Попытался прочитать, что написано, не получилось, почерк «медицинский» – все буквы в одну сплошную волнистую линию. Едва получилось разобрать пару слов: что-то вроде «проезд» и «смотреть» или «стереть», так и не понял до конца.

– Спасибо тебе, хоть так помог, – сказал я, стоя над покойником. – Я буду помнить твоё добро, и не держи на меня зла, если что не так.

Вещи надевать не стал, сделал подобие шинельной скатки, как в фильмах про великую отечественную войну, стянул ремнём. Пока скатывал, удивился, что на куртке и плаще нет ни «молний», ни «кнопок», даже ни одной заклёпки, всё застёгивается на пуговицы, вроде бы из рога вырезанные или из кости.

Где вставало солнце, я не видел, но, если верить часам, сейчас около полудня. Или полночь… Судя по тому, что проваливался я часа в два по полудни, а здесь оказался перед рассветом, разница часов четырнадцать… В общем, нечего умничать, не знаю я, который сейчас час и куда идти. Вроде бы речки текут в низинах, вот туда, где ниже, и пойду. Лишь бы не очень сильно ободраться об кустарник.

К полянке я вышел где-то через час блужданий.

Как оказалось, спускаться было не самой лучшей идеей – без всякой тропы, продираясь через кустарник я шёл всё ниже и ниже, пока не оказался… В овраге, заросшем всё теми же шипастыми кустами. Отступать было некуда, поэтому я продолжил проламываться вдоль оврага. Примерно вечность спустя (хотя по часам прошло полчаса), я наконец-то выбрался к месту, где склон был не таким крутым. Ругаясь и хватаясь за ветки, удалось взобраться наверх, расцарапался в кровь, судя по горевшему лицу, в зеркало лучше пока не смотреться.