— Вы даже нашли время посчитать — улыбнулся барон, и старуха побледнела — Что же, благодарю. Больше нам тут делать нечего. Айрин, бери вещи и пошли.

Подчиняясь больше интонации, чем смыслу, Аури взяла узелок с вещами, сверток с копьем и вышла вслед за бароном.

— Уверен, старуха забыла несколько монет — сказал барон, когда они сидели в карете — Но я и так потратил слишком много времени. Последний шаг — и дело сделано, верно?

Айрин ответила молчанием.

Их привезли на узкую серую улицу, сплошь застроенную покосившимися домами в два — три этажа. Уточнив адрес у местных жителей, барон постучал в нужную дверь. Открыла им жилистая сгорбленная старуха лет шестидесяти. Увидев богато одетого Велингвара, она разбавила улыбкой кислое выражение лица, а её выступающий нос, живший своею жизнью, вытянулся и почтительно замер. После обмена приветствиями старуха впустила гостей в дом и замерла у двери, ожидая, что скажет барон. Тот, оглядев убогую обстановку в комнате, сразу же перешёл к делу. Услышав, что перед ней внучатая племянница, оставшаяся сиротой, старуха пустила слезу и громко запричитала о горе, что постигло семью, о жалости, что она испытывает к сироте и о несправедливости, царившей в этом грешном мире. Со своей стороны барон рассказал о том, что в прошлом помог отцу девочки, и в смертный час Линария обратилась к нему с просьбой о помощи. И он намерен эту просьбу выполнить.

По мере того, как говорил барон, кислая мина возвращалась на лицо старухи. Конец его рассказа она встретила с поджатыми губами и сморщенным носом.

— Значит, вы лично присмотрите за девочкой, ваше сиятельство?

— Нет, я сказал, что позабочусь о ней. И вот я привел её к вам — единственной родственной душе, что у неё осталась.

— Но я не могу принять её — всплеснула руками старуха Наргиз — Господин барон, мне самой-то едва-едва хватает на хлеб. Посмотрите на эти стены — обвела она комнату рукой — Разве это похоже на дом, способный прокормить старуху и ребенка — бездельника?

— Значит, всё дело только в деньгах?

— Да в них-то всегда и дело, ваше сиятельство! Вы представьте, сколько еды она ест! А одежда! А её капризы — наверняка ведь родители её избаловали! И это не считая прочих расходов!

— Понимаю. Но дело в том, что её мать оставила ей небольшое наследство, и я лично намерен немного добавить к нему — с этими словами барон сунул руку в карман и позвенел деньгами.

При звуке пересыпающихся монет нос Наргиз дернулся и замер, а старуха впилась в барона жадным взглядом.

— И сколько же моя племянница оставила? — дрожащим голосом спросила Наргиз.

— Пятьдесят два серебряных — ответил Велингвар.

Ум старухи заработал с невиданной скорость. Она одновременно пыталась просчитать затраты на ребенка за несколько лет и прикинуть, на чем можно сэкономить. Секундный расчет показал полную убыточность такого дела.

— А сколько же вы намерены добавить, ваше сиятельство?

— Видите ли, уважаемая Сантри, вы правильно сказали, что Айрин пока что ничего не может. Поэтому я бы хотел, чтобы тот, кто возьмет на себя её воспитание, дал ей и образование. С таким условием я готов отдать пять золотых прямо сейчас — и пять, когда девочка закончит обучение.

Едва барон сказал «золотых», как нос старухи начал раздуваться, вбирая воздух, а губы расплываться в улыбке. Когда Велингвар замолчал, старуха сияла, как начищенная монета.

— А ведь вы совершенно правы, господин барон — воскликнула Наргиз — Ведь в целом мире у девочки не осталось ни одной родной души, кроме меня. И никто, кроме меня, не сможет о ней хорошо позаботиться. Видят Четверо, я ей подарю и заботу, и ласку, и любовь.

Нагнувшись, старуха обвила своими руками Айрин и поцеловала в обе щеки. Аури на этот никак не отреагировала, но барон был доволен.

— Вот и славно. Я уже порядком подзадержался — с этими словами Велингвар шагнул к покосившемуся столу в центре комнаты и высыпал на него серебряные и медные монеты из кармана, а сверху кинул пять золотых из своего кошелька. Старуха смотрела на деньги, как завороженная. Барон присел рядом с Аури, взял её за плечи и посмотрел в глаза.

— Твой отец был храбрым солдатом и хорошим человеком. Надеюсь, ты вырастешь такой же.

Затем он поднялся и обратился к старухе, которая всё ещё смотрела на гору монет.

— Сколько ей лет?

Наргиз, не найдясь с ответом, забормотала что-то несвязное.

— Кажется, девять — вспомнил барон, и старуха закивала головой — Так вот, когда ей исполнится шестнадцать, я вернусь, чтобы вручить вам оставшиеся деньги. Уверен, к тому времени она уже получит профессию.

С этими словами он развернулся и вышел за дверь.

Наргиз Изабелла Сантри, стоявшая на третьей ступени, была известна в городе. Люди говорили, что «легче грешнику вырваться с Изнанки, чем грошу — из лап старухи». Ей досталось в наследство четыре комнаты в доме на Красной улице, и три из них Наргиз сдавала постояльцам. Живя в вере, она каждую неделю посещала Церковь Света и Тела, а также не пропускала ни одного церковного праздника. Скупая, лицемерная ханжа, она быстро нашла общий язык с настоятельницами и с удовольствием рассказывала им, чем живут соседи и постояльцы. Высокая, сгорбленная, всегда в одном и том же расползающемся одеянии пыльного цвета, она ходила по улице, опираясь на трость, шурша своими лохмотьями и суя нос во все щели. «Старуха Шушу» — так за глаза звали её жители ближайших домов.

Несмотря на возраст, руки старухи сохраняли молодецкую силу. Набалдашник на её трости был из твердого дуба, и старуха так ловко владела ею, что трость становилась грозным оружием. Наргиз использовала её против нищих, проституток, зевак и вообще всех, кто портил ей настроение. А настроение у неё было плохим постоянно. Из-за скупости старуха не нанимала служанку и всю работу по дому выполняла сама, что плохо сказывалось на его состоянии. Вследствие этого селились у неё совсем уж непритязательные жильцы, доставлявшие немало хлопот. Ходили слухи, что с некоторыми из них старуха вела и другие дела, помимо сдачи комнат.