Лёвин вернулся к своим рассуждениям. Он вновь прокрутил в голове всё то, что обдумал до незваных гостей и, найдя оборванную нить мыслей, продолжил: «Каждый новый вопрос рождает другие вопросы. Чёрт побери! А при чём тут чёрт? Работа такая товарищ майор! Пора бы и привыкнуть, что в нашей работе всё начинается с кучи вопросов, которые надо терпеливо, но очень быстро и осторожно распутывать. Происшествия случаются мгновенно, а разгадываются они долго, порой годами, а то и вовсе не раскрываются. Вот когда происшествия не раскрываются, становится до крайности стыдно и неотвратимо гадко на душе. Но ладно, хватит настраивать себя на худший результат. О деле, о деле думай! Итак, у кого ещё из участников встречи с Мусаевым в тот вечер было табельное оружие? Куда девалась отстреленная гильза? У лейтенанта из шестнадцати патронов осталось пятнадцать. Пуля не найдена. Есть ли в месте входного отверстия от пули следы выброса взорвавшегося при выстреле пороха?». Все эти вопросы и версии Лёвин занёс к себе в блокнот.

Майору Лёвину для работы предоставили просторный кабинет одного из заместителей начальника милиции города. Ему доложили о прибытии в назначенное время свидетельницы происшествия Балтабаевой Гули. Возможно, она действительно была единственной свидетельницей происшедшего. Усаживая девушку напротив себя, майор очень внимательно визуально изучал её. Было видно, что Балтабаева глубоко переживает гибель своего друга. Она почти слово в слово пересказала то, что пояснила в объяснительной записке. Обычно не посторонний свидетель говорит о происшествии, которое имеет для него какое-то значение, более просторно и не забывая при этом высказать свои предположения и выводы. А здесь, девушка подавленная недавним трагическим событием говорит об этом сухим языком инспектора милиции. Что же её заставляет придерживаться рамок, в которые втиснуто её письменное объяснение о случившемся? Лёвин, как бы говоря об известном ему факте, спросил:

– Если вы в момент выстрела находились в 20 – 25 метрах от Мусаева, то, как могли капли его крови долететь до вас?

Лицо девушки переменилось, и оно уже выражало смятение. Лёвин прямо таки впился своим внимательным взглядом в лицо Балтабаевой. Та, не выдержав прямого сверлящего взгляда, опустила глаза. Майор понял реакцию девушки на свой вопрос и потому наступал, назвав её по имени, показывая тем самым своё доброжелательное расположение к ней:

– Гуля, вы не волнуйтесь. Помогите мне разобраться в некоторых деталях нашей трагедии. Я вас очень прошу, расскажите, как получилось, что капли крови Мусаева, попали на ваше пальто?

Она начала не уверенно:

– На моём пальто не было крови.

– Ну, да, их теперь не видно, потому что вы зачистили испачканные места. Так? А главного вы не учли, – Лёвин сделал паузу и, не отрывая взгляда от лица девушки, продолжил, – кровь отмыть с ткани на сто процентов невозможно.

– У меня руки были в крови, потому что я подбежала к нему, взяла его голову и… Ну, в общем, кровь могла попасть на пальто когда я держала его голову. Ну, или от моих рук, которые тоже были в его крови.

– Это понятно, но я спрашиваю о другом. Не хотел принимать решения, пока не поговорю с вами. Теперь я вынужден сделать это, так как вы не смогли ответить на мой вопрос.

Собеседница смутилась, что было явно заметным. То ли желая себя поддержать, то ли стараясь выяснить, что имеет в виду майор, она спросила:

– Я всё рассказала, как было. А какое решение вы не хотели принимать?

– Теперь я вынужден сделать это. Ваше пальто для выяснения точности ваших показании будет передано в криминалистическую экспертизу, где без труда будет выяснено по остаткам от пятен крови и их размерам расстояние, на котором вы могли находиться в момент выстрела. Могу для вас раскрыть ещё один служебный секрет. Говорить? Или же вам и теперь всё равно?

Девушка уже не смотрела в лицо следователю. Думая о чём-то своём, она бесцельно водила пальцем по поверхности полированного стола.

– Ну, так как? Говорить? – нарушил молчание Лёвин.

Теперь её ответ последовал незамедлительно:

– Да!

– Так вот, если в момент выстрела вы находились рядом с погибшим, то обожженные ворсинки на вашем пальто или частицы пороха, выброшенные при выстреле, которых не вооружённым глазом и без специального анализа установить не возможно, смогут многое рассказать опытным криминалистам. Я и сам хотел бы, чтобы вы действительно оказались не причастной к гибели лейтенанта.

Гуля заплакала. Лёвин хотел пожалеть её, успокоить, но сейчас он не имел права делать этого. Ситуация была не критической, а ему было необходимо видеть реакцию опрашиваемой на свои слова. Он продолжил наступление:

– По результатам экспертиз криминалисты составят соответствующий акт, который будет приобщён к делу. А куда нам и вам деваться от фактов? Как вы говорите, других свидетелей кроме вас, в ту трагическую минуту не было. В таком случае кто сможет подтвердить вашу не причастность к случившемуся? Но первым возникнет такой вопрос: «Почему Балтабаева намеренно скрывает факт нахождения в момент выстрела в непосредственной близости от погибшего?».

Девушка, не выдержав прямой откровенности заплакала. Всхлипывая от плача, она заявила:

– Я ничего не скрывала!

Лёвин, как бы, не обращая внимания на попытку девушки оправдаться, продолжал:

– Итак, намеренное сокрытие истинного факта. А за ним следует другой логический вопрос: «А не произвела ли тот выстрел из пистолета Мусаева сама Балтабаева?».

– Нет, что вы? Я не стреляла, он сам…

– Я верю вам, а вот как это доказать? И у меня, и у других возникают вопросы, на которые необходимо ответить теперь или после проведения специальных экспертиз. Но думаю, для вас будет лучше, если это мы сделаем немедленно. Побеспокойтесь о себе сейчас. Потом будет поздно. Я ведь знаю, что вы что-то недоговариваете. Может выстрел произошёл случайно, не намеренно и Мусаев вообще не думал стрелять сам себе в голову?