Филь-Филь тоже стоило бы найти, но тут, как говорится, вопрос приоритета. Домой я хочу больше, чем повыдергивать волосья этой мошеннице и воровке. А дома, глядишь, и морок пропадет, мое родное и в целом симпатичное личико вернется к хозяйке.

Все эти мысли помогли мне не впасть в уныние и настроили на боевой лад. Даже походка стала тверже. Еще чего, сдаваться заранее! Не на ту напали. Переживу я ваш песок, а потом…

— Что, оклемалась маленько, Филь-Филь?

Мы как раз дошли до цели, во всяком случае узкая улочка кончилась тупиком. В перегородившей дорогу стене была небольшая, но массивная дверь, запертая на амбарный замок.

Старший тюремщик, не торопясь, возился с ключами, а младший задорно толкнул меня локтем в бок:

— Правильно. Чего нос вешать? В первый раз, что ли? На вот.

Я почувствовала, как его рука скользнула в мое декольте, и уже хотела врезать наглецу по физиономии, когда поняла, что он не просто извращенец, а действительно пытается помочь. Ну, как помочь — парень насыпал мне в вырез тех самых вялых гвоздик, точнее оборванных с несчастных цветочков лепестков. Понятия не имею, на кой черт это нужно, но здешний дурдом так увлеченно крутится вокруг цветов, что лепестки — неспроста.

В любом случае стоит сначала разобраться и только потом отвешивать пощечины, кому сколько набежит к тому моменту. Это программа-максимум.

А минимум — это выжить вот прямо сейчас.

Мощный толчок в спину заставил меня почти вбежать в противно скрипнувшую при открытии дверь. Ноги моментально увязли в самом настоящем песке почти по колено. Громкий хлопок за спиной возвестил торопливое бегство охраны — так они боялись того, что внутри. Я слышала ругательства старшего и торопливый скрежет ключа в замке — кажется, у тюремщика тряслись руки и он никак не мог нормально запереть опасное место.

Я же была внутри. Стояла, словно застигнутый светом фар ежик посреди шоссе. И даже не моргала. Осматривалась, ежесекундно ожидая нападения со всех сторон. Или еще чего-нибудь ужасного — ведь не зря тюремщики были так испуганы?

Но секунды текли с тихим шорохом, совсем как песок под ногами, а ничего не происходило. Только солнце, как раз поднявшееся в зенит на безоблачном небе, начало припекать макушку.

Я оказалась в просторном — шагов тридцать-сорок в поперечнике — круглом дворике, со всех сторон ограниченном высоченными стенами. Двор был засыпан песком, обычным таким, чуть желтоватым. Довольно крупным. Поскольку я была в кроссовках и джинсах, особенного неудобства он мне не доставлял, хотя я и увязла почти по колено.

Тюремщики наконец справились с замком и ушли, их шаги и ругань замерли в отдалении. Стало так тихо, что аж уши слегка заложило. Но и только — по-прежнему никаких ужасов.

Я еще раз внимательно осмотрелась. Убедилась, что дальше коленей в песок не погружаюсь, а подошвы моих кроссовок уже нащупали там, в глубине, что-то твердое, почти как брусчатка на улице. Без особого труда вытащила ногу из ловушки и осторожно шагнула вперед.

К пляжу меня приговорили, что ли?

Через полчаса я с удивлением убедилась, что если и помру здесь от чего-то, то это будут банальные голод и жажда. И перегрев. Солнце палило уже нешуточно, а в этой рукотворной пустыне не было даже намека на тень. Во всяком случае беглый осмотр ничего похожего не выявил.

Посидев минут пять у стены, я решилась на второй заход, точнее обход. Раз такое дело — почему бы не прощупать периметр? Та дверь, через которую меня сюда впихнули, стоит отойти от нее на несколько шагов, почти сливается со стеной. Может, здесь еще такие найдутся? А что, не может же мое невезение длиться вечно. В крайнем случае, если не сбегу, то хоть тенек себе организую. А то рубашка, повязанная вокруг головы на манер бедуинской куфии, — это лучше, чем ничего, но все равно не панацея.

Вот кстати, почему никто из стражников не обратил внимания, во что я одета? Ведь платье свое Филь-Филь унесла с собой. Значит, это все же иллюзия, а не обмен телами. Уже хорошо.

Под такие мысли я довольно бодро ползла вдоль стены. Потом встала, пошла. Потом от скуки пару раз подпрыгнула. И поняла, что допрыгалась.

ЭТЬЕН

Девы и юноши, старцы и дети,

Флагу свободы привержены вы!

Мы защитили в боях добродетель,

На баррикадах последней войны!

Совет блюстителей начинается с гимна Свободы. Едва мы сели с четырех сторон квадратного стола, как оркестр и хор за стеной не пожалели пальцев и легких. Это было нетрудно: цветов во дворце Совета достаточно, и каждый музыкальный трудяга очень хочет быть приглашенным еще раз.

Я застал королевские советы, при отце последнего монарха, молодой секретарь, не то чтобы рассчитывавший на карьеру, но не имевший ничего против нее. Перед тем как сесть, кланялись его величеству и быстро шептали молитовку Старобогу. Но точно никто не смотрел на губы другого, стараясь понять, молится тот или нет, — в юности такие вещи схватываются навсегда.

Со стороны наша четверка может показаться квадратом. На самом деле мы — пирамида. Три угла основания: блюститель Справедливости, блюститель Мира, блюститель Созидания — я. А над нами возвышается блюститель Добродетели.