Для молодого парня возможность сменить бабушкину халупа на свою и нормальную квартиру — была давней мечтой, и предложение, сделанное ему Яковом Самуиловичем было принято с восторгом.

30 серебряников, за которые Иуда продал Христа, на самом деле по ценам начала 1-го века, были солидной суммой. Их как раз хватало, чтобы купить участок земли и дом в городской черте Иерусалима.

Но Ваня учился не на историка, а на медика и цены начал 1-го века новой эры на территории риской Иудеи ему были неинтересны.

Важным было иное — Яков Самуилович вышел на него в очень удачный момент, когда он был тут один, а значит и отчитываться перед родней откуда появились у него эти самые 400 долларов было ненужно, равно как сообщать, что старый сундучок на чердаке с пожелтевшими от времени записями и тетрадями покойного деда — теперь стоит пустой. Тут он смог обхитрить и родителей, и брата со сводной сестрой, и даже Якова Самуиловича.

Да, Ваня был довольно хитрым и изворотливым молодым человеком. Но в поединке ума и хитрости, опыта и изворотливости, победа, как правило, остается за умом и опытом.

Возможно, узнай Ваня, что покупатель имел гораздо больше денег для выкупа архива, он бы разозлиться, решив, что посредник присвоил оставшуюся сумму себе. И был бы неправ. Яков Самуилович был не только умным, но еще и честным человеком. Честным — перед своими работодателями. А потому ни одного лишнего цента себе он не взял.

Ну а тот факт, что молодой человек согласился продать сундучок с бумагами деда сразу, не попытавшись связаться с родственниками, или хотя бы известить их, — многое говорило о его моральном облике и честности. Если он с ходу решил кинуть своих родственников, — так можно ли ему, Якову Самуиловичу, быть уверенным что честны и с ним? — Нет, конечно! Но в принципе это было не так уж и важно.

Когда несколько дней спустя после визита покупателя дедушкиной макулатуры в ворота его дома постучали, Ваня увидел молодую девушку с папкой в руках. Шел дождь, и летнее платье на ней было совсем мокрым и очень удачно облегало ее фигуру, а еще был вечер, и девушка выглядела очень растерянной. И она была очень красива.

Как джентльмен Иван просто не мог не пригласить ее в дом, как радушный хозяин он не мог не предложить ей чаю или чего покрепче, а как молодой мужчина Иван не мог не попробовать пойти дальше, чем это дозволено приличиями…

Клофелин тогда только входил в моду, и случаи передоза были редки, да и люди, которым Яков Самуилович заплатил оставшиеся 2600 вечно зеленых, были профи.

В сущности все переговоры с Иваном Викторовичем Штепке были ему нужны что бы убедиться, что архив существует, не потерян, и не сдан пионЭрами в макулатуру.

А как человек умный, опытный и недоверчивый он прекрасно понимал, что молодой человек, который пытается надуть родственников не может не попытаться надуть и его.

Похитители особо не церемонились — паяльная лампа и плоскогубцы давали вполне вменяемые результаты в короткий срок. Уже примерно через 10 минут с начал дознания, если его можно было так назвать, Иван назвал место, куда перепрятал часть содержимого дедушкиного сундука.

Зачем? — Ну, если нашелся один покупатель, то ведь мог найтись и другой.

Добровольное признание вовсе не вернуло парню свободы. На его вопрос — почему? Ему так же логично ответили, что если он обманул один раз, то может обманывать и сейчас, и что то припрятано еще, где то.

Ивана обнаружили ближе к утру следующего дня на трассе Минск-Гомель. — Он был еще жив, и его удалось откачать, пусть и с трудом. Хотя внутренние органы Ивана Штепке были не повреждены, но люди, нанятые Яковом Самуиловичем, были проинструктированы получить 100-ю % гарантию того, что части архива больше нигде не спрятаны, а с паяльником работать они умели…и постарались отработать гонорар.

Когда от болевого шока у парня упало давление — его посчитали мертвым, и просто выбросили из трейлера, где происходило дознание на дорогу.

Впрочем, это было уже не столь существенно. Гораздо более важным было то, что ученые и специалисты из проекта «Жатва» получили доступ к архиву Штепке.

Третье. Осколок прошлого. Мужчина и женщина. — Примерно за 10 лет до конца света.

Он снова родился. Родился, что бы в который раз прожить свои несколько часов, то, медленно умирая, то, возрождаясь, а потом снова с криком и рычанием сгинуть — до следующего раза.

Это был зверь. Зверь не думающий, не мыслящий, но живущий лишь чувствами, остро переживающий радость своего бытия. Зверь о двух спинах.

Вот уже множество раз на протяжении почти двух месяцев мужчина 35 лет, и женщина лет на 8 старше его забывали в этой комнате свое Я, свою самость и сливались во что-то единое, стонущее и кричащее, становясь на несколько часов как будто единым существом.

Была ли это страсть? Или любовь? Или что-то еще? Любовники и сами себе не могли ответить. Но мужчина и женщина прекрасно понимали, что у них нет не только общего прошлого, но, скорее всего, и будущего — слишком разные они были — и по возрасту, и по должности, и по положению в обществе. Но есть тут и сейчас, и от этого «тут и сейчас» надо было взять по-полной. Они и брали.