– П-Платон д-до-ома? – с трудом произнёс Валера, у него довольно высокий голос, так и не сломался, как бывает у всех мальчиков, у наших начали ломаться голоса…

– Нет… – удивлённо проблеяла я, я никогда не видела никого так жестоко избитым, тем более не видела таким этого Валерика, который, как я считала, был безобидным, как корова.

– Н-ну… ладно… я, тогда…. – проговорил он, собираясь уйти.

Но на улицу просвистала милицейская сирена, и голос из мегафона, прокричал что-то неразборчивое, я заметила, как обомлел от этих звуков Валера. Тогда я взяла его за руку и втянула внутрь.

– Идём, раны обработаю. Я, знаешь, в школе, санитарка, как в стишке: «Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой санитары», – сказала я, проводя его в ванну. – Ты пока умойся, кровь, вон, смой, а я маму отвлеку.

…И она ушла. Малюсенькая, тонюсенькая девчонка, сестра Платона, я хорошо её знаю, как и все, во-первых, потому что мы знаем всех родственников своих ребят, а во-вторых: у неё довольно яркая внешность, один раз увидишь, и запоминается: глазища, большие красные губы и всё это на маленьком личике, длинные белокурые волосы у неё всегда в беспорядке, всегда коса полураспущена или просто небрежно заплетена, заколки вечно теряет, только при мне в школе у неё два раза соскакивала, но она на ножках-спичках, прыг-прыг, по ступенькам и поймала. Она всегда казалась мне смешной, на танцах тех же, мы ходили туда с её братом, и она тоже занимается, всегда или ногу подвернёт, или от юбчонки подбой оторвётся, или чешки соскакивают с узких ножек, забавные случаи происходили, впрочем, вместе мы занимались редко, Екатерина Сергеевна обычно не смешивает разные группы, но иногда всё же приходилось.

И потому я никак не ожидал, что эта самая Таня, маленькая сестра Платона, буквально спасёт меня сейчас, ведь останься я на улице или даже в подъезде, меня обязательно бы сцапали «фараоны», и не видать мне тогда поступления. А я изо всех сил готовлюсь в медицинский. И надеюсь поступить, обидно будет усилия нескольких лет пустить коту под хвост из-за того, что случилось сегодня.

А случилось нечто очень странное. В нашем городе существуют не то чтобы группировки, но он разделён примерно напополам, потомки пришельцев из деревень, с одной стороны, и рабочих местного Бумажного комбината, к которым примыкали и городские интеллигенты, с другой. Мы враждовали не яростно, дрались весьма редко, это носило характер каких-нибудь пасхальных кулачных боёв, так, ради порядка, все драки были до первой крови, дрались только кулаками, никакого оружия, вопреки мнению некоторых особо любящих фантазировать горожан. То есть у нас были и нунчаки, и ножи, и кастеты, но это для понтов и игр, мы устраивали соревнования и поединки между собой. Те, у кого были видеомагнитофоны, смотрели и приглашали других смотреть фильмы с Брюсом Ли, Чаком Норрисом, Сталлоне, а потом подражали этим поединкам, уходя в развалины, каких было много в нашем старинном городе, постоянно то прираставшем, то убывавшем населением.

Но сегодня вечером случилось нечто странное и экстраординарное. Эти самые «деревенские» пришли на нашу территорию обозлённые, вооружённые и ножами, и «розочками» от откуда-то взявшихся пивных «чебурашек», у нас бутылочное пиво появлялось крайне редко, а тут все они были изрядно подогреты алкоголем, и явились, выкрикивая наши имена, вернее прозвища, как моё за Валерия Павловича, полного тёзку Чкалова, меня звали Лётчиком, и особенно выкликали Платона. Они вопили, что кто-то из наших едва ли не изнасиловал сестру кого-то из «деревенских», вот они и пришли поквитаться. Ничего подобного на самом деле быть не могло, никогда и никто из наших парней такого сделать не мог, да и никто этого в городе не делал, никогда я не слышал о таких вещах, но убедить этих распалённых молодчиков было невозможно, и пришлось просто защищаться.

Они застали нас в старых развалинах фабрики, той самой, которая стала теперь Бумажным комбинатом, их «резиденция» была в разрушенном монастыре на другой окраине города. Второй монастырь в нашем городе был через реку, немного более сохранный в нём были какие-то складские помещения. Ни «деревенские» к нам, на нашу территорию, ни мы к ним никогда не совались, все драки свершались на нейтральной земле, на рыночной площади, например. А сегодня…

Когда драка разгорелась, послышались визги сирен со всех сторон, получалась настоящая облава. Вот тут мы и побежали. От моего дома, что через два от дома Платона, пути мне были отрезаны, вот я и забежал сюда, надеясь увидеть и предупредить Платона о каком-то странном заговоре, каким мне показалось происходящее сегодня. Вот только понять, кто вдруг решил вот такой облавой избавить город от неформальной молодёжи… ведь скольких сегодня успели похватать, сколько похватают ещё завтра, кого обнаружат с побитыми рожами? Что за акция? Кто-то выслуживается перед начальством?

Вот о чем я думал, пока умывался. Смывал кровь с разбитых костяшек, с лица, всё же получил я порядочно, лицо и так не блещет мужественной красотой: ни красивых скул, или там подбородка, профиля римского, одни щёки, ни бровей, ни ресниц, ни глаз, будто меня в хлорке мыли, волосы серыми мышастыми прядями прилипли ко лбу. Как ещё нос мой, утиный, цел, губы расквасили в мешанину, но зубы не шатались, слава Богу.

– Я ложусь, мам, ложусь, сейчас помоюсь только! – услышал я рядом с дверью Танин голос.

Она вошла, оглядела меня, маленькая, и голосок тоненький, а смотрит, как большая, серьёзно и хмурясь.

– Н-да, Лётчик, ненамного лучше… – сказала она с сомнением. – Тебе, как я понимаю, на улицу нельзя, так?

– Да добегу я, – сказал я.

– Не добежишь, я в окно выглядывала, целая эскадра этих «бобиков» по городу носится. Вы что натворили? Никого не убили хоть?

– Да ты что! – я развернулся к ней.

– Ох, да не смотри на меня, Валер! – отмахнулась Таня. – Ты и так не Ален Делон, а сейчас вообще… котлета. Жуткая…

– А где Платон-то, всё же? – сказал я, опять отвернувшись к крану.

– Я думаю, у девушки. Впервые в жизни его ночью дома нет… Ты вот что… я смотрю, ты весь грязный. Раздевайся, и залезай в ванну, мойся, я сейчас принесу тебе что-нибудь Платошкино одеться. И до утра спрячу. А утром… ну потом расскажу…

– Тань, ты книжек про индейцев перечитала? Или про партизан?

– Я, Лётчик, про индейцев вообще не люблю, – сказала Таня, такая несуразная и смешная, такая вблизи маленькая, меньше, чем издали, и такая сейчас замечательная. – Мальчик я тебе, что ли, про индейцев читать. И не умничай, куда там… хихикает ещё, подумаешь… Мойся и одевайся, а потом тихо-тихо прямо через коридор. Мама не услышит, за машинку села, она за своей работой не видит и не слышит ничего, хоть тут партизанский отряд спрячется.