Шрифт:
Я сам знаю, такое состояние, когда хочется поделиться с незнакомым человеком.
Сажаю ее на диван. Сам сажусь рядом. И она рассказывает. Тихо, опустив голову, не поднимая взгляда.
И я слушаю и все больше поражаюсь. Её мать – директор лагеря. И она, сбежав с непонятным мужиком – тырит у неё бабки из сейфа.
Такое ощущение, что врёт. Но слёзы натуральные. Актриса?
Да я же сижу не только с воровкой бутербродов.
– А сколько там было? – спрашиваю, когда она замолкает.
И она называет сумму. Присвистываю.
Нифига.
– А где этот? Ну, с кем ты сбежала? Куда подевался? – продолжаю расспрос. Подозрительно, капец.
– Не знаю, - пожимает плечами, - я проснулась, а Рустама нет. Ничего нет. И моего телефона тоже.
Ну да, конечно.
– Ну, ясно, - ухмыляюсь. – Развел он тебя. Ничего нового. Давно ты его знаешь?
– Ну, давно. Полгода, наверное.
Лжёт. Не узнать человека за такой длинный срок?
– А чего сбежать-то с ним решила? Романтики захотелось? – мне самому смешно от моих вопросов.
Но Ника вдруг зло сверкает своими глазами.
– Поверила… ему… - цедит сквозь зубы. – Он сказал, что деньги нужны на операцию отцу.
– Ну, может, не наврал?
– Наврал, - опять вздыхает. – Нет у него отца.
– Ясно, - повторяю в который раз. Пахнет лютым враньём.
Встаю со своего места, хватаю телефон. Ощущение, что банда промышляет. Не верю я во всё это. Поёт складно. Сначала ломалась, просила высадить. Потом втёрлась в доверие и даже попросила переночевать у меня. Завидела мою золотую карту.
– Я сейчас, - проговариваю. – Принесу тебе воды. Ты пока успокойся.
Я иду на кухню. По пути набираю телефон полиции. Подхожу к столешнице, жду, когда ответят. Несколько секунд и слышу в трубке женский голос.
– У меня тут воровка, – выдаю.
И внезапно слышу тихие шаги.
Оборачиваюсь и тут же чувствую боль в виске. Зажмуриваюсь, роняю телефон из руки и хватаюсь за башку.
– Какого?
Вижу в руках девчонки сковородку. Которая летит мне по лицу.
Твою мать!
Мелкая, но сильная. Раз даже я падаю на пол. И тот добивает. От удара я вырубаюсь. И последнее, чем вижу, перед тем как закрыть глаза – босые ноги.
6
Ника
Что я наделала?
Выпускаю сковородку из рук, хватаюсь за телефон и смеюсь. Делаю вид, что мы просто ребятня, которая решила подшутить над полицейскими. Выключаюсь и проверяю парня.
Чёрт!
Он ко мне с добром, а я так!
А нечего на меня в полицию заявлять!
Вот так доверилась, решила всё рассказать, а он!
Обидно, чёрт.
Настолько, что слёзы по щекам текут.
Пульс у него проверяю. Живой. И под голову заглядываю – крови нет, ран тоже. Отделается шишкой на макушке. Черепушка железная.
А пока не знаю что делаю.
Хватаю телефон. Набираю номер мамы по памяти. Звоню. И пока жду ответа – беру его бумажник. Достаю золотую карточку и цепляюсь взглядом за мелкую бумажку. С кодом. Она старая, потёртая.
Как же повезло!
– Алло? – потухший голос матери вызывает боль в груди.
– Мам, это я, Ника, – проговариваю. Забираю карту, листочек и выхожу из кухни. Бегу за своими вещами.
– Ника?! Где ты?!
– Я… - чёрт, а где я? Помню ТЦ недалеко. Его называю.
– Где ты была всё это время?? – тут же спохватывается. – Как тебя туда занесло?? Ника, я тебя убью, ты хоть понимаешь, что наделала? Я полицию всю на уши подняла!!
– Мам, - нервно отзываюсь. – Поругаешь меня потом. Со мной всё в порядке. Я всё объясню. Забери меня только.
Она ещё ругается. Отключается.
А я переодеваюсь. Оставляю телефон. Удаляю номер, на который звонила. Но оставляю ему заметку. Что переведу ему деньги, как только накоплю. Запоминаю его номер. Переодеваюсь, выбегаю из квартиры, захлопнув её.
Внизу нахожу банкомат – пробую снять деньги, которые мне нужны. Банкомат начинает отсчитывать. И я радуюсь. Хватает.
Боже, что я творю?
Мне бы хотя бы по шее от матери не получить!