– Даже не думай. Такой как есть, ты мне больше нравишься.

Вивиан подскочила с кровати, поднялась на цыпочки и поцеловала парня в щёку. От такого домашнего проявления чувств, лицо директора клуба стало пунцовым. Все вчетвером рассмеялись.

– Слышу у вас тут весело, – в дверях показалась голова Эмили.

Участники коллектива с тревожными лицами заходили в палату руководителя небольшими компаниями. Несколько минут общения, и озабоченность сменялась радушными улыбками.

Дэвис искренне благодарил танцоров за переживания. Извинялся за доставленные неудобства, чем вызывал недоумение в головах участников. Некоторые присматривались. А точно ли Макс Дэвис лежит на больничной койке или какой-то положительный клон.

– Последствия травмы, не уберёг голову, – отшучивался руководитель шоу. И сам смеялся своей самой наиглупейшей шутке. Но в душе было не до веселья.

Так прошла первая половина дня. Вторую Дэвис провел в размышлениях. Поводов было предостаточно. Он скрупулёзно пытался выяснить в какой же момент своей жизни он стал эгоистичной сволочью.

Когда Вивиан предпочла Батлера.

Отверг предположение. До расставания он проявлял первые признаки сволочизма. Что и подтолкнуло девушку к внимательному и заботливому Брюсу.

Когда шоу стало иметь огромный успех.

Опять не правильно. К этому времени. Макс Дэвис – оброс сволочизмом, просто покрылся коркой. Непробиваемой, как панцирь черепахи.

Самокопания привели к неожиданному выводу. Он нацепил на себя маску. Удобную маску. Скотины и сволочи. Эгоиста и самовлюбленного придурка. Тщеславного мерзавца.

И вот, неожиданно, люди, окружающие его, сорвали маску. Разорвали её в клочья заботой и вниманием.

Теперь ответ был за ним. Достойный ответ. Искрений. И он был готов сделать шаг навстречу друзьям. Навстречу любви.

Любовь. Дэвис устало опустил веки. Дверь палаты тихонько скрипнула. Распахнул глаза. Уставился на вошедшую медсестру.

– Простите, я вас разбудила, – робко пожала плечиком. – Я принесла вам поесть,– поставила поднос с ужином на тумбочку. – Вы должны покушать.

Сверкнул глазами. Сурово сжал губы. Получилось не произвольно. Хотел извиниться. Но молоденькая девушка стушевалась и быстро покинула помещение.

Кретин. Печально смотрел на закрытую дверь. Минут пять или десять, а возможно и больше. Ужин остыл. А он все пялился на белое дверное полотно. Не хотел обидеть сестричку.

Он просто ждал. Ждал. Надеялся. Откроется дверь и войдет она.

Появление медсестры с подносом разрушило надежду. Глупую. Пустую. Наивную. Надежду. Он лелеял её – весь чертов день. Обманывал себя.

Пришло время признаться. Лили не появиться на пороге палаты. Не кинется в его объятия. Не согреет теплом. Не подсластит горьковатый привкус от самого себя.

Он сам вычеркнул её из своей жизни.

Макс зло сжал пальцы. Беспомощность раздражала. Гребанный Бэнк со своими амбалами. Отправил на больничную койку.

Стукнул кулаком по матрасу. Он исправит. Изменит. Как только выйдет из больницы. Он вернет себя. Он вернет Лили. Заслужит её прощения.

С благими намерениями Дэвис заснул.

Утреннее солнце заливало палату, голова болела меньше. Макс выше поднялся на подушке. Протянул руку, взял с тумбочки кружечку с носиком, утолил жажду накопившуюся за ночь.

Дотянулся до мобильного, включил экран. До обхода врача оставался час. Решил продолжить прерванный им самим сон. Закрыл глаза.

Знакомый образ поплыл под веками. Изящно изогнутые брови, четко нарисованные губки и глаза цвета шоколада. Растянул рот, довольно улыбаясь. Она была с ним всю ночь и сейчас не уходила. Дэвис поерзал на кровати, устраиваясь поудобней, предаваясь своим ведениям.

Вдруг дверь палаты открылась. Лениво открыл глаза. Твою мать. Неон злобно сверкал. Пошла на хер. Хотелось запустить в посетительницу чем-то тяжелым. Под рукой ничего не оказалось. Сука.

В проеме стояла улыбающаяся Ирина.

– Как ты мой хороший, – наигранно заботливым тоном. От таких интонаций тошнота подступила к горлу. Стерва.

Женщина проигнорировала недовольное выражение лица больного, кошачьей походкой двинулась к постели. Напористо.

Макс невольно попятился назад, насколько это было можно сделать на больничной койке.

– Прости, милый, – никакого раскаяния на лице, – тебе так досталось, – ни капли заботы в голосе. Остановилась рядом. Наклонилась для поцелуя.

Сука. Самоуверенная тварь. После всего, что ты сделала, думаешь дам прикоснуться к себе. Отвернулся. Брезгливо дернул крыльями носа.