Сталкиваться в бою с Андреем Сулейман не хотел.

Попросту боялся.

Особенно в связи с тем, что, видя столь решительное численное преимущество, Палеолог не спешил отойти. Он, казалось, вообще игнорировал это обстоятельство…

— Смотрю, ты научил своих пекарей не бросать оружие при виде меня, — первое, что произнес Андрей, глядя в глаза Сулеймана.

— Мы не пекари! — яростно выкрикнул командир янычар, который несмотря на шутки, гулявшие по округе после событий 1557 года, продолжал ценить традиционные головные уборы.

— А кто? — наигранно удивился Палеолог. И, не давая ему ответить, произнес: — Может быть, вы рабы, которых отняли у их родителей, насильно обратили в ислам и вырядили на потеху Султана шутами? Нет. Не думаю. Разве мужчина и воин такое потерпел бы? Так что, пекарь, помалкивай.

— У тебя острый язык, — с трудом сдерживая улыбку, произнес на французском, один из европейских офицеров — командиров наемников.

— Клинок острее.

— Не сомневаюсь, — хмуро произнес Сулейман. — Предложение, которое передавала тебе моя дочь, в силе.

— Боюсь, что я не могу его принять. Как тебе известно — я все еще женат, несмотря на все твои усилия…

[1] Из бронзы эту велосипедную цепь оказалось изготовить проще для проведения опытов.

Глава 9

1559 год, 21 августа, недалеко от Адрианополя

— И что ты предлагаешь? — напряженно спросил Сулейман.

И Андрей ответил.

Вежливо и цензурно предложив Султану расторгнуть контракты наемников, заключить с Андреем, Мальтийским орденом и Трапезундом «Вечный мир» лет на пять и покинуть Европейский берег, оставив Константинополь и Фракию ему.

Просто так оставить.

Без компенсаций.

В целом предложение это Сулеймана вполне устраивало. Потому что он не рвался в бой со своим визави. Но вот так просто отступать и терять остатки репутации он не хотел. Тем более, что его противник прилюдно оскорбил командира янычар. И оставлять это без ответа было никак нельзя.

Главы же наемных банд переглядывались, обмениваясь многозначительными улыбками. Их ситуация забавляла.

Андрея — тоже.

— Господа, — наконец обратился он к ним, произнеся на французском, — ну вы то зачем во все это влезли? Воевать против крестоносцев…

— Сир, в жизни всякое бывает, — уклончиво ответил французский командир матерого вида.

— Если вы одержите победу, то обретете славу. А если проиграете?

Командир промолчал, лишь неопределенно пожал плечами. По всему было видно — ему не нравилась даже сама мысль о поражении. Видимо перспективы свои он отчетливо осознавал. Да и победа, в целом, давала достаточно спорную славу. Ведь он, христианин, привел других христиан сражаться с крестоносцами в крестовом походе на стороне магометан. Ой как неудобно…

Андрей обвел взглядом этих красавцев. Они отводили взгляды. Все. Словно нашкодившие коты. Поэтому хмыкнув, молодой Палеолог отвернул коня и направился к своему легиону.

Очень не хватало здесь новоприобретенных союзников. Мальтийских рыцарей при поддержке испанской терции. Вот уж у кого задница вспыхнула от увиденного, так это у них.

А ведь был еще один нюанс.

Плен.

В случае поражения эти наемные банды в плен можно было не брать, вырезая. И никто бы в Европе даже не пикнул. Ибо справедливо и за дело. Ни о какой «плохой войне», вроде застарелого конфликта ландскнехтов со швейцарцами здесь и речи не шло. Общественное мнение было бы безусловно на стороне крестоносцев.

Вернувшись к легиону Андрей продолжил выжидать. Он специально оскорбил командира янычар, чтобы постараться вынудить его надавить на Сулеймана начать наступление.

И это сработало.

Минут через пятнадцать-двадцать после прекращения разговора войско противника пришло в движение. Правда, беспорядочное. Слишком уж оно было не однородно и не имело единой структуры управления. Все замыкалось на Султане, который оказался перегружен множеством частей под своим прямым управлением. Понятно, он пытался какие-то полномочия делегировать. Но это работало очень слабо. Поэтому да, пришло в движение все. Почти сразу. Однако сделало это очень по-разному, так как у командиров, в особенности наемных, имелся свой взгляд на это сражение…

Вперед устремились сипахи и акынджи — самая многочисленная конница Сулеймана. Они пытались не атаковать, а выманить кавалерию легиона.

Подошли шагов на сто.

Отвернули.

Увидев, что на них никак не отреагировали. Снова обозначили наступление.

В этот раз подошли ближе. Но снова ничего.

Легион стоял невозмутимо. Бойцы первых рядов прикрывались щитами, формирую живую стену — прикрытие для стрелков и артиллеристов. Понятно, что так далеко стрелки конные не стреляли в степной традиции, но на всякий случае Андрей перестраховывался. В сочетании с добрым защитным снаряжением всего личного состава это должно было минимизировать потери в случае неожиданности.