Ну, определённая логика в её словах присутствовала.

— Чтобы было романтичнее? Или приличнее? — предположила я.

— В смысле?! — возмутилась она. — То есть, он её насильно своровал, и это вроде как прилично и романтично. А вот член членом назвать — эт уже ни-ни?

Я пожала плечами. Если честно, дороги, по которым блуждали человеческие представления о приличиях, для меня были тёмным лесом. И тут я с Дорлиной была на одной волне: похищение и принуждение намного неприличней всяких там слов. Но… человеческая мораль — штука сложная. Она ходит своими путями. 

Сама я, по правде, обожала грязные разговорчики. И в моменты, когда меня уносило совсем (точнее, когда я позволяла самоконтролю полностью отрубиться) бывала очень громкой. И грязной на язык. Это давало дополнительный кайф, как на мой вкус. И я тоже никогда не понимала смысла… эвфемизмов. Возможно просто потому, что прекрасно знала, что бывает с телом после жезла, например… 

— Тупо это всё, — буркнула Дорлина. — Глупая книжка!

— Не злись так, — сказала я примирительно. — Справедливости ради, мужчины обожают давать своему органу имена. Был у меня, например, любовник Джойми, который звал свой член Джойми-младшим. И требовал, чтобы я описывала, какой он красивый, этот младший Джойми…

— Зачем?!

— У всех свои фетиши. Кому младший Джойми, а кому вон — дубинка. 

— Пф, — Дорлина сложила руки на груди. — А я всё равно говорю: тот, кто это написал — дурак. 

Я покачала головой. А ведь она действительно расстроилась, кажется. И теперь злится больше на себя, чем на неведомого дурака-автора… Неприятно чувствовать себя дурой. Особенно в такой ситуации. 

Особенно в восемнадцать лет.

Но, как оказалось, всё было даже немного сложнее.

— Меня вон мой жених тоже украл, — выдала Дорлина вдруг. — Поленом по затылку — и в подвал, амулетами обвешанный. Правда, никуда не запихивал ничего… не успел. Но всё равно оно знаешь... Не романтично было. Совсем. Дурак автор.

Ага. Что же, начинаю теперь понимать, откуда ветер дует. 

И да, в реальности это и правда совсем не романтично. 

— Это из-за того ты стала суженого искать?

— Ага, — вздохнула Дорлина и отвернулась. — И из-за этого тоже. Тут какое дело: моя семейка хотела меня замуж выдать. Ну, я тебе говорила. Парень — сын старосты, выкуп за меня давал хороший, да ещё и в голодный год. Но… вот не люб он мне был. Вроде бы и собой хорош, и богат, и статен. Но было в нём такое что-то… Я же слышу, как шепчутся наньи над рекой. И они плохое о нём говорили. 

Я понимающе кивнула. Наньи, души нерождённых или убитых матерями младенцев, видели чужие тайные грехи и мало о ком шептались просто так. 

— В общем, дала я ему гарбуз, — сказала Дорлина. — А семье сказала, что замуж не особенно хочу. Буду людей лечить и на отшибе жить, как положено. Им не понравилось, но как ведьму уговоришь? Вот и решили другим путём пойти. Мачеха придумала: мол, это я с мозгу короткого бешусь. Ума не хватает, чтобы понять своё счастье, а магия с мамиными книгами напару наглой делают и дочернюю почтительность отбивают. А вот если меня с женихом закрыть, чтобы он меня обесчестил и всем о том раззвонил, то я сама замуж побегу. Потому что иначе мне жизни злые языки не дадут. 

— Что за бред? — поразилась я. 

— Ты ж городская, феечка, — вздохнула Дорлина. — Потому и не понимаешь. В деревне, где все всё и про всех знают, вещи совсем по-другому делаются. Вот и жених мой на предложение согласился. И в себя я пришла в подвале. И скажи ж ты: не поскупились! Амулеты у охотников на фоморов заказали. Ну, чтобы уже наверняка. Ты понимаешь, наверное. 

— Понимаю, — вот так новости. — И как ты выбралась? 

— Он дурак был, — сказала она устало. — Прямо как автор. Амулеты развешал, а камни не убрал. Ну знаешь, те самые, которыми придавливают малосольные огурцы... Он навалился на меня, а мне камень под руку попался. И его ударила раз. А потом ещё много раз… как затмение нашло. А когда пришла в себя, спасать уже некого было. 

— Ну и молодец, — хмыкнула я. — Он заслужил. 

— Не знаю, — вздохнула Дорлина. — Я себя потом корила, но что уже сделаешь? Я сорвала амулеты со стен и заставила землю поглотить его. А потом домой вернулась, как ни в чём не бывало. Мачеха сначала злорадные взгляды бросала, всё спрашивала, где я была… а потом все узнали, что жених мой пропал. По её глазам ясно стало, что она догадывается. И я поняла: надо бежать, иначе сложат костёр для меня. Вот так вот.

Ну да, та ещё история. И мне ли не знать — теперь не отмоешься. Даже если права сотню раз. Для меня самой чем-то похожая ситуация навсегда проложила черту между маленькой Лил, которая однажды хотела спасать людей, как папа, — и преступницей, которой она в итоге стала. 

Но у Дорлины другая ситуация, если честно. И другой характер. Возможно, всё ещё сложится не так уж плохо… если ей повезёт с адекватным “суженым”, конечно. Кстати, об этом…

— А кто тебе эту нетленку принёс вообще? — уточнила я. — Кто этот мамин юморист? 

— Когда всё случилось с леди Каталиной, нас служба безопасности разогнала по комнатам. Вот я и попросила у безопасника книгу. Дальше ты знаешь. 

Угу, как же. Знаю! До сих пор помню того оборотня и это презрительное “отборные шлюхи”. Что-то мне подсказывает, что это не только его мнение.