Шрифт:
Памяти Е. Тернового
Всё на ниточке висит –старый дом и куст сирени.Из моих стихотворенийвид на запад, где веснытолько-только след простыл,наступает в лужу лето,где проходит без билетавремя с именем простым(будто это только частьслова, будь то век ли, год ли,или час – да что угодно…).Может быть, пришел твой часуходить в последний путьпрочь от дома, от сирени…От моих стихотворенийлишь на запад повернуть…Памяти Т. Саловой-Ивановой
Мы попали в октябрькак в быструю мутную воду.Нас уносит течением прочьот последнего лета.Светом солнечных зайчиков,в спешке просыпанных где-то,золотится вдалиускользающий край небосвода.Мы не взяли с собою на памятьни света, ни тени.Мы не взяли с собою в дорогуни сна, ни покоя.Всё гадаем, а есть ли словаза последней строкою,И тревожимся,будет ли дело кому до прочтений.Может, ангелы в чем-то ошиблись,напутали даты…Отмеряя твой срок,слишком быстро его увенчали…Ты останешься здесь,в этой мутной осенней печали.А меня по течениюдальше уносит куда-то.Проза
Татьяна Иванченко
Предисловие к хазарскому вопросу
Над Волгой плыл туман. В его жиденьком киселе утонул Городской остров, и только верхушки деревьев проступали кое-где, будто крыши призрачного дворца. Дворцу была необходима эта скрытость, он должен был только подразумеваться, угадываться в слоистой дымке, только тогда в его существование можно было поверить. И что с того, что Городской остров намыло тысячу лет спустя, и вовсе не там, где стоял когда-то дворец великого кагана?
Всё, о чем говорится в повести, было на самом деле. Что касается исторических сведений, то они соответствуют сегодняшнему состоянию науки и могут со временем изменяться – и они изменяются. Ручаться могу за достоверность цитат из античных и средневековых авторов, но не за подлинность источников, откуда они взяты.
Города, как бы ни отличались они друг от друга, имеют особенность нивелировать образ жизни и даже образ мышления живущих в них людей. Что касается города, о котором пойдет речь, то был он обычным, советским, провинциальным, довольно запущенным. Летом в нем стояла душная и пыльная жара, быстро обесцвечивавшая городскую растительность, а малоснежные нестойкие зимы разбрызгивали повсюду пятнистую грязь, не замерзавшую и не засыхавшую. В июне даже лица на портретах вождей казались брезгливо сморщенными от летящей на них мошки, временами же город качало от злого восточного ветра, приходящего из далеких Рын-Песков. Бодрые лозунги, развешанные повсюду, казались поседевшими и побледневшими под серой корочкой уличной пыли, как позабытые прошлогодние афиши, утрачивая от этого весь боевой дух. Всё в этом городе происходило как в замедленной съемке: медленно двигались очереди у касс, медленно поворачивались продавщицы у прилавков, медленно выезжали из-за поворота трамваи, медленно причаливали к пристани «ракеты», медленно колыхались на ветру красные флаги – это мне так казалось, маленькой раздумчивой девочке, в воображении которой всё интересное, стремительное, яркое происходило где-то в других местах, но это не было так уж обидно, потому что мне-то всё равно еще было не угнаться за ветрами и волнами Большого Мира.