– Не проблема.

– Еще виски?

– Может, просто бокал белого вина. То, что тебе больше нравится.

Он снова подмигнул (это был, вероятно, импульсивный жест в этой работе), но будь она проклята, если не получила от этого удовольствия. И она была рада выпить после того странного приступа паники.

Он быстро налил себе вина и поставил полупустую бутылку рядом с бокалом.

– Вырубись сам, - он сделал два шага в сторону и остановился.
– Но не в буквальном смысле.

– Никакой отключки. Поняла.

Она была благодарна за возможность на минуту расслабиться и позволить адреналину выйти из тела. Завтра она спросит Такера о старом мастере на все руки. Сегодня вечером она просто должна была благополучно добраться домой. И выяснить, что обнаружил Габриэль. А также, посмотреть, что ждет ее в почтовом ящике, когда она вернется. Может быть, гневное письмо от бывшего мужа. Может быть, его ледяное молчание.

Ладно, расслабиться получалось у нее плохо. Но она довольно прилично пила вино, поэтому сделала глоток и улыбнулась. Вино было хорошее. Яркое и золотистое, оно ощущалось на языке. Она могла бы привыкнуть к этому Габриэлю.

И все шло прекрасно. Она собирала информацию. Приближалась к ответу. Теперь, когда она была здесь, казалось все менее и менее вероятным, что она действительно найдет свою мать, все еще живущую на этом побережье, но она могла найти ее где-нибудь в принципе.

Один из столиков освободился, и двое мужчин в другом конце бара тоже встали. Они были одеты в дорогое велосипедное снаряжение, и Ханна подумала, не собираются ли они ехать куда-нибудь по шоссе в темноте. Обеспокоенная, она смотрела, как они уходят, направляясь к двум велосипедам, припаркованным снаружи. Когда дверь закрыла ей обзор, она покачала головой.

– Все в порядке?
– спросил Габриэль. Она обернулась и увидела, что он несет из кухни стопку чистых стаканов.

– Я едва могу наслаждаться ездой по этому шоссе. Я не могу себе представить, как люди любят кататься на нем.

– Они этого не делают.

– Не делают чего?

– Не любят кататься на нем. Я знаю людей, которые ездили на велосипедах по всему миру, но когда они добираются до Биг-Сура, то всю дорогу сжимают кулаки так, что белеют костяшки пальцев.

– Честно говоря, не могу поверить, что их всех не сбивают машины. Все, кто за рулем, смотрят на океан!

– Мне это кажется неразумным.

– Так зачем же они это делают?

Габриэль пожал плечами.

– Многие чувствуют, что это то, что они должны сделать. По той же причине, что и ты. Большинство других людей не понимают, насколько это будет мучительно.

«Совсем как я», - подумала она, но вслух ничего не сказала.

Габриэль поднял глаза и указал рукой на последний столик.

– Извини, я на секунду, Ханна.

Он произнес это так, словно был с ней за ужином, а не на работе. Парень был очарователен, а у нее не было места для очарований в этой поездке. Или в ее сердце.

Если бы у нее вообще было сердце. Когда-то Джефф утверждал обратное, и она подозревала, что он прав.

Она допила вино и налила себе еще полбокала.

Посетители покинули последний столик. Кто-то включил фоновую музыку, пока она не перестала быть фоновой. Она закрыла глаза и наслаждалась роком семидесятых. Она всегда питала слабость к радио-хитам этих лет. Воспоминания о том, как она сидела в семейном автомобиле, снова на нее нахлынули: окна опустились в летнюю жару, потому что у них не было кондиционера, сестры теснились слишком близко, заставляя их всех потеть еще сильнее, ее мама подпевала, все скучали, но в основном были счастливы.

Она знала, что ее жизнь не была плохой. У нее было прекрасное детство, может быть, просто не совсем правильное.

Ее сестры были так близки, и десятки интересов, которые они разделяли с мамой, создали маленькое белокурое трио. Казалось, что половина детских воспоминаний Ханны была связана с тем, как они втроем болтали и смеялись над выпечкой, рукоделием, садоводством или любой другой работой, которую могли найти. Они никогда не исключали Ханну. И делали это не нарочно. Но, возможно, что-то древнее и инстинктивное удерживало ее от того, чтобы присоединиться к ним.

А может, и нет… может быть, она чувствовала тайную обиду матери, которая действительно любила ее. Дороти вырастила ребенка, которого ее муж зачал от другой женщины. Любовь была там, но, несомненно, она была пропитана чем-то неуловимым, тем, что даже сейчас Ханна не могла определить.

– Готова?

Ханна с удивлением открыла глаза и увидела, что Габриэль засовывает стопку чистых полотенец под стойку бара. Она слышала, как за кухонной дверью моется посуда.

– Уборка до сих пор не окончена?