Поцелуи его горькие, но вовсе не из-за привкуса недавно выкуренных сигарет. Они тяжёлые и горячие, текут в рот густой патокой, кружат голову и парализуют тело. Они подчиняют себе её волю, сердце и душу, неторопливо убивают всё живое, что когда-то было в ней, а взамен оставляют только ощущение упругого и влажного языка, вскользь задевающего распухшие губы.

Он отпускает её лишь на мгновение: даёт возможность вздохнуть полной грудью, нехотя разъединяет их ладони, оказавшиеся зажатыми между телами и уже слегка онемевшие. Облизывает свои шершавые и горячие губы, а её взгляд жадно следит за тем, как кончик языка пробегает по ним и ныряет вглубь его рта.

Её движения замедленные, плывущие, неуверенные, тело обмякшее и ослабевшее, словно в хмельном дурмане. И она придвигается к нему, прижимается откровенно близко, выгибается, елозит, трётся о его бёдра мартовской кошкой, бесстыдно выпрашивая новые прикосновения.

Эта болезнь, засевшая внутри неё, сильнее всех предрассудков, сильнее страха снова обжечься об пылающий в нём огонь ярости, сильнее льда в его глазах, которым он пытается заморозить её сердце.

Ей нужно это прямо сейчас. Отвлечься, забыться. Ощутить ещё раз.

Потому что с ним каждый раз может стать последним.

Ладонь гладит его каменно-твёрдый живот, пальцы водят по коже, стараясь на ощупь найти золотые россыпи веснушек на белоснежном полотне, ногтями подцепляют каждую лёгкую шероховатость. Она приподнимается, чтобы рассмотреть его, тянет футболку ещё выше, но успевает увидеть лишь ничтожно маленький клочок вожделенного тела.

В следующее мгновение он опрокидывает её на спину, перехватывает ладони резко и грубо: раскалённые и сильные пальцы смыкаются вокруг тонких запястий и уверенно разводят их в стороны, прижимают к кровати, а потом подкладывают ей же под поясницу. Хватка ослабевает сразу же, как её тело сдаётся и перестаёт выгибаться дугой, надёжно придавливает руки собственным весом.

На его губах появляется злорадная усмешка. Точно такая же, с которой он несколько недель наблюдал за её флиртом с другим человеком, чьи прикосновения хотелось смыть, сцарапать, отодрать от себя прямо с лоскутами кожи.

Может быть, он сделает это за неё?

Он нависает над ней огромной скалой, мрачной и сильной, вызывающей трепет в своей заложенной природой мощи. Склоняется ниже, упирается лбом в живот, щекочет и согревает чувствительную кожу над пупком своим частым дыханием, столь ощутимым даже сквозь ткань.

Привычка носить объёмные вещи впервые играет против неё. Потому что он оттягивает край домашней кофты и ныряет под него головой, скрываясь в её же одежде по самые плечи, а коленом нагло раздвигает ей ноги.

Её сердце сбивается с ритма и опасно останавливается трижды: когда его ладонь начинает гладить между ног прямо сквозь шорты, когда горячий язык прокладывает влажную дорожку по груди и когда зубы острожно смыкаются вокруг соска и оттягивают его до болезненно-сладкого импульса, сдавленным стоном оседающего в воздухе.

Перед глазами плывут звёзды. Уже не те оранжевые фигурки с проектора, а мерцающие белые точки, пульсирующие в унисон с тянущим удовольствием внизу живота и взрывающиеся мелкими вспышками от всего, что он делает с её телом.

А его губы мечутся по груди, оставляют поцелуи нежные и настойчивые, невесомыми пятнышками опускающиеся на кожу. Он кусает и посасывает соски, играет с ними языком, облизывает и целует. Впивается, вгрызается в неё с таким упоением, что ей хочется кричать в голос.

Она как всегда беспомощна перед ним. Открыта. Уязвима. Обнажена как никогда раньше, хоть и не снимала свою одежду.

Чувства обостряются до предела, терзают и изматывают, приносят удовольствие, жидким ядом гонимое по телу. Хочется освободить руки, чтобы ощутить колючие волосы под своими пальцами, прижать его голову ещё ближе к груди, ноющей и набухшей от долгих ласк. Хочется стащить свою кофту, чтобы увидеть его дикий, гипнотически-пугающий взгляд, и как острый кончик языка обводит по кругу болезненно затвердевший сосок. Хочется перестать получать такое безумное наслаждение от одной лишь мысли, что она целиком в его власти.

— Пожалуйста, пожалуйста, — срывается с искусанных до крови губ и громким настойчивым эхо бьётся висках.

Её трясёт от его прикосновений. От того, как длинные сильные пальцы издевательски-дразняще поглаживают промежность сквозь одежду, словно не замечая, как она течёт и выгибается им навстречу.

Он двигается быстро и агрессивно: дёргает её кофту так, что та угрожающе трещит, прежде чем оказывается стянута и отброшена в сторону. Судорожно хватается за пояс шорт и начинает тащить их вниз сразу вместе с трусиками, но замедляется и переводит мутный взгляд на её лицо, разглядывает долго и пристально, словно любуется ею.