Арва снова улыбнулся своим мыслям, сворачивая с едва заметной лесной тропы. Начал продираться напрямик через глубокий овраг, чтобы выйти навстречу брату. Замер на полпути, хмурясь и прислушиваясь. Шорох листвы вдалеке, сломанная под чьей-то осторожной ногой ветка…

Бьорк? Так рано?

Потянулся было за своим манком, как услышал, как уже кто-то дует в свой. И Колин тут? Он-то зачем свернул? Арва тоже быстро свистнул, чтобы его не прибили ненароком. Замер, вслушиваясь. Тишина, ответного манка нет. Шорох опять, где-то недалеко, слева. Ещё раз манок, шорох, свист стрелы.

И истошный предсмертный хрип.

Арва широко распахнул глаза, осознавая услышанное. Сердце зачастило в груди как сумасшедшее, легкие запекло. Колин…убил?

Арва побежал, не разбирая дороги туда, откуда пришел этот страшный звук. Ноги так тряслись, что, подкашиваясь, заплетались и цепляли то корни, то кусты. И всё же он прибежал первым. Первым взглянул в стеклянные уже, устремленные в бездонную синюю высь глаза брата и заметил в раскрытой ладони его сломанный манок. Отступил на шаг, прикрывая рот трясущейся рукой, ещё на шаг...

По спине прокатился леденящий озноб. Как он мог…Как он мог перепутать? Великий Ордин…

– Колин? – ошарашенный севший голос Бьорка раздался сзади, - Колин, твою матерь, вставай!

Арва словно в кошмарном сне смотрел, как Бьорк подлетает к распростертому на земле старшему брату. С силой трясет его, пытаясь сделать невозможное – вернуть в остывающее тело жизнь. Опускает резко обратно на землю в отчаянии. Качает черноволосой головой, пряча лицо в ладонях.

Арва медленно облизал пересохшие губы, думая о том, что родного брата он уже потерял. Главное теперь, чтобы не зря…

– Ты его убил, - хриплым карканьем выдавил из себя, - Ты братоубийца, Бьорк! Братоубийца…

Спина бастарда вмиг окаменела и распрямилась. Черноволосая голова медленно повернулась к Арве, и сощуренный взгляд впился в лицо.

– Что ты несешь, брат? Я же звал, ты слышал! Я не хотел…Я думал, олень…

– Не слышал, - отчаянно замотал головой Арва, - Ничего я не слышал…Не было ничего! Ты врешь! Я всем расскажу, что ты его специально убил. Ты всегда боялся, что отец передумает. Всегда! И поэтому ты брата убил. Тебя проклянут.

Словно в забытьи возвращался Бьорк в поселение с мёртвым братом на плече. Его крупно шатало из стороны в сторону, но совсем не от тяжести бездыханного тела. Бьорк страшился слов Арвы и реакции отца. Пытался понять, что его ждёт, и сердце щемило от тревожного предчувствия...

Вспомнилось почему-то, как тяжко вздохнула на том давнем пиру Вейла, когда выбрал Ивар его своим наследником. Как покачала головой, хмурясь.

И взгляд мачехи, полный жгучей ненависти, вспомнился тоже...

Молча прошли они с Арвой по главной улице прямо к дому ярла, преследуемые перешептываниями застывающих при виде них горожан. Отца нашли сразу, в трапезной. Аккуратно опустил Бьорк тело Колина в ноги ярлу. Да так и остался перед Иваром на коленях, склонив черноволосую голову. Арва заговорил, сбивчиво и страстно, во всем обвиняя младшего брата. Бьорк лишь вяло отрицал, словно сквозь плотный туман его слушая. Шею разогнуть не удавалось. Вина и сверлящий взгляд отца пудовым камнем давили на плечи и голову, заставляя горбиться и хмуро рассматривать пол перед собой.

Ярл молчал, звеняще и тяжело, смотря на своих сыновей. Ничего не говорил - слушал. И было это молчание страшнее крика для Бьорка. Знал он, что выносят ему сейчас приговор.

Дверь в трапезную неожиданно распахнулась, и в комнату ворвалась Сайма, сверкая безумными глазами. Громко вскрикнула, прижимая дрожащие руки к губам, застыла на секунду, а потом коршуном кинулась к распростёртому на полу Колину. Прижала его светлую голову к груди и взвыла словно раненая волчица. Бьорк похолодел, видя её горе так близко. Мачеху он всегда не любил, но видеть её такою было тяжко.

– Пошли, - глухо обронил отец, вставая, - Обговорим.

Тронул младшего сына за плечо, побуждая следовать за ним. Арва тоже было за ними подался, но ярл остановил его грозным взглядом и бросил небрежно.

– А ты с матерью побудь. Сами мы...

Бьорк поплёлся за отцом. Вышли в сени. Ивар устало потёр лицо крупными мозолистыми ладонями, протяжно вздохнул, вперил в притихшего сына тяжелый потухший взгляд и медленно произнес.