— Злопамятный ты, — пробормотал полуэльф, пытаясь устроить руки так, чтобы веревка меньше давила на горло. Слова Арона кольнули знакомым угрызением совести — сейчас, правда, изрядно приглушенным фактом воскрешения мага. Но что ему было делать? Опять просить прощения? А толку?

— Память у меня хорошая, — согласился Арон. — Так я жду.

— Арон, скажи, ты вспомнил? Все вспомнил?

Если к Арону вернулась память, но он все равно искал сына, забросив остальные дела, то, может быть, Мэа-таэль был неправ тогда, может быть маг и не собирался приносить Альмара в жертву ради своего восстановления, и все это было огромным недоразумением, и свое видение Мэа-таэль тоже расшифровал неправильно, и…

— Не зли меня, Мэль, — произнес Арон мрачно, и глаза его нехорошо блеснули, — сейчас вопросы задаешь не ты.

Значит не скажет. У Мэа-таэля было только одно свидетельство того, что память к Арону действительно вернулась — тот факт, что он знал, как действует амулет, блокирующий доступ к магии. Но это могло объясняться и иначе — Арону это мог кто-нибудь рассказать, может — шаман, может — другой маг или даже обычный человек, использующий, как сам Мэа-таэль, шаманские амулеты. И тогда причина, по которой Арон желал найти ребенка, оставалась именно такой, какую Мэа-таэль предположил в самом начале…

Наверное, Мэа-таэль молчал слишком долго, потому что Арон чуть шевельнул пальцами и удавка, накинутая Мэа-таэлю на шею, дернулась и болезненно сдавила ему горло.

…Пожалуй, если Мэа-таэль расскажет Арону о путешествии с Альмаром, ребенку это никак не повредит…

Арон слушал рассказ молча, и только когда история дошла до найденных черепов бесов, остановил Мэа-таэля и велел подробнее рассказать о находке и о том, что сказали шаманы, которым он находку показал.

— Да ничего особенного. Просто забрали у меня черепа, чтобы передать Верховному Шаману. А, и еще одна старая шаманка несколько раз пробормотала «атша тайке».

— То есть время хаоса, — маг поморщился. — Опять это бесово время хаоса!

Значит, туурский язык Арон помнил. Еще одна монета в копилку того, что память к нему вернулась. Хотя — может быть он помнил его и летом, даже после своего неудачного эксперимента?

О том, как Альмар попал в Месте Эха в ловушку, подстроенную подростками-туурами, Арон выслушал тоже молча, только нехорошо прищурился.

— Они все мертвы, — сказал он, когда Мэа-таэль договорил.

— Ты…

— Нет, не я. Когда Светлые маги явились в Степь, они нарушили перемирие. Чтобы свидетелей этому нарушению не осталось, они уничтожили все племя, и тех подростков тоже, — при упоминании парней, подставивших Альмара, лицо Арона на мгновение приняло привычное полуэльфу жесткое холодное выражение, говорившее — останься эти тууры в живых, пожалели бы об этом…

Вот только хотел бы Мэа-таэль знать, почему на самом деле злился Арон. Потому ли, что эти подростки пытались убить его сына, или же потому, что этим убийством могли лишить его средства восстановить свою память?

Как Мэа-таэль ни пытался понять по реакции мага настоящую причину его гнева, это не получалось.

Потом речь дошла до схватки между Альмаром и Шенгом.

— Мэль, ты… Какого беса? Альмару всего десять лет! Что за бесово испытание ты додумался ему устроить? — теперь гнев Арона был направлен на самого Мэа-таэля. Но это был нормальный гнев, а не ледяная ярость, а значит немедленной смертью не грозил.

— Он должен был научиться защищаться и убивать. И я не устраивал испытание, я всего лишь не стал вмешиваться в уже идущую схватку. Только проследил, чтобы Альмар не пострадал.

— Не пострадал? Он ребенок! Да даже у нас… даже на севере подростков не берут в военные походы раньше, чем им исполнится шестнадцать.

— Ты сам убил впервые, когда тебе было всего двенадцать…

— Думаешь, я рад этому? — Арон вскочил на ноги. — Думаешь, я этим горжусь? У меня не было выбора. Но мой сын не должен был проходить через такое. У него должно было быть нормальное детство.

Мэа-таэль поднял голову, следя за магом, который опять, по старой привычке, вышагивал туда-сюда по поляне. Так он делал всегда, когда что-то выводило его из равновесия.

«Нормальное детство».

Мог Арон так долго не забирать Альмара у тара Мэлгона именно потому, что желал для сына «нормального детства»? Без покушений, без оборотней, без Темной магии? Без необходимости убивать? А вовсе не потому, что не хотел привязаться к мальчику, как решил полуэльф?

Ответов на эти вопросы у Мэа-таэля не было.

— Чтобы у ребенка было детство, нормальное или нет, он должен сперва выжить, — сказал Мэа-таэль твердо. Вот уж в чем-чем, а в том, что его подопечный научился убивать врагов, виноватым он себя не чувствовал. — Должен научиться защищать себя. Я не мог быть с ним рядом всегда. Альмар — он хороший мальчик, но слишком мягкий, слишком добрый. Знаешь, когда я предложил убить для него тара Мэлгона, чтобы он мог безопасно вернуться домой, он отказался.

— Отказался, говоришь, — Арон остановился, потом вновь сел на землю неподалеку от Мэа-таэля и потер лицо ладонями. — Ладно, рассказы…