— Я надеюсь, маэстро, вам понравилось у нас, — несмело начала Анна Владимировна.

Беренделли поморщился и отставил в сторону чашку с кофе.

— О да, — подтвердил он. — Должен признаться, я узнал много интересного. Все вы — прекрасные, замечательные люди, и я счастлив, что в этот вечер судьба свела меня именно с вами. — Хиромант вздохнул и поправил перстень на пальце. Затем улыбнулся, и было странно видеть, как его белые зубы сверкают в черной бороде. — Тем не менее, дамы и господа, считаю своим долгом предупредить вас. Я много лет изучал свою науку, и я знаю, что есть знаки, которые могут трактоваться по-разному, в зависимости от расположения остальных знаков на ладони. Но сегодня я видел кое-что, и… Нет, я не могу, не могу ошибаться! — Он решительно сжал губы. — Дамы и господа, один человек из тех, кто находится в этой комнате — убийца, безжалостный и хладнокровный.

Адвокат открыл рот.

— Вы слышите? Сейчас среди нас находится убийца!

Евдокия Сергеевна тихо ахнула.

Итальянец обвел глазами бледные лица гостей, застывших на своих местах, словно пораженные громом. Первой очнулась графиня Толстая. Она хотела было бросить: «Что за шутки? Это просто возмутительно! Что за дурной тон?» — но не успела. Беренделли как-то сдавленно ахнул и, нелепо взмахнув рукой, повалился на ковер.

— Господа, господа, — как заведенный, твердил Павел Петрович, — у него обморок! Уверяю вас, обычный обморок, ничего страшного… Маэстро Беренделли переутомился, должно быть. Ничего страшного, дамы и господа!

Потерявшего сознание хироманта отнесли в малую гостиную, где он совсем недавно предсказывал судьбу гостям, и им сразу же занялся доктор де Молине. Через пару минут медик объявил, что никакой опасности нет, просто маэстро Беренделли стало дурно. И в самом деле, как только у Вареньки в сумочке нашлась нюхательная соль, хиромант сразу же пришел в себя. Но видимо, чувствовал себя он не совсем хорошо и то и дело стонал.

— Так ему и надо, башибузуку итальянскому! — сипел на диване в большой гостиной злопамятный Иван Андреевич. — Наговорил мне, понимаешь, ввел в расстройство…

— Что такое он тебе сказал? — забеспокоилась Евдокия Сергеевна.

Иван Андреевич только рукой махнул.

— Насчет службы? — тем не менее догадалась супруга. — Ваня, я права?

— Да, — прошептал Иван Андреевич и закрыл глаза.

— Да откуда же он узнал? Кто ему мог сказать? — недоумевала Евдокия Сергеевна. И тут ее осенило. — Конечно же, Анна Владимировна! Ну и хороша же, ничего не скажешь!

Между тем остальные гости обсуждали сенсационное заявление Беренделли, которое он сделал за несколько мгновений до обморока.

— Как вы думаете, это он всерьез? — с дрожью в голосе спрашивала Варенька.

— Да нет, просто вздор! — пробормотал адвокат, пожимая плечами. — Мистификация!

— Не думаю, — уронила госпожа Корф. — На мой взгляд, господин Беренделли не походит на человека, который станет утруждать себя чем-либо подобным.

— И вы всерьез поверили в то, что среди нас находится убийца? — высокомерно осведомилась графиня Толстая.

— Но здесь одни приличные люди! — поддержала ее Анна Владимировна.

Амалия улыбнулась.

— Поверьте мне, порой и очень приличные люди совершают такие поступки, на которые окружающие считают их неспособными, — ответила она.

— Вероятно, вы судите по себе? — Графиня Толстая ринулась в атаку с открытым забралом. Но ее удар не достиг своей цели.

— В том числе, — с загадочной улыбкой ответила баронесса Корф.

Вернулся Венедикт Людовикович, и Павел Петрович спросил у него, как здоровье больного.

— Ничего страшного, — ответил доктор. — Ему просто надо немного отдохнуть. Полагаю, он вскоре сможет присоединиться к нам.

Отчего-то на лицах окружающих при этих словах не возникло ничего, даже отдаленно похожего на восторг. Никита Преображенский встряхнулся:

— Боже мой, как все странно. Однако поразительный вечер сегодня, господа! Что ж, раз наш хиромант вышел из строя… — Он улыбнулся Вареньке, подошел к роялю и провел пальцами по клавишам. — У вас прекрасный инструмент, госпожа Верховская! Одно удовольствие играть на нем. Если позволите, я сыграю несколько вещиц из Верди. Но мне нужна певица…

— Я сегодня не в голосе, — сухо сказала графиня Толстая.

— Ах, какая досада! — Но даже намека на досаду не было в голосе композитора. — Может быть, вы, госпожа баронесса?

Амалия улыбнулась и покачала головой.

— Если позволите… — Варенька застенчиво улыбнулась. — Я люблю Верди, но знаю не все слова.

— Митенька! — тотчас пришла на помощь племяннице Анна Владимировна. — У нас есть ноты?

Митенька объявил, что ноты найдутся непременно, и побежал к себе. Варенька могла гордиться своей выдумкой. Она и в самом деле пела прекрасно и теперь имела отличный повод заткнуть за пояс неприятную особу, которая имела наглость стать первой женой ее будущего мужа.