Холод был точно хворь. Он поражал мысли, движения, речь и даже разум. Он поражал самую душу. Метель наконец утихла, но тишина эта далась дорогой ценой. За ночь резко похолодало, и день почти не принес облегчения. Снег смерзался, утрачивая рыхлость и превращаясь в плотную стену вокруг них. Вчера из скал еще сочилась вода — нынче она застыла блестящими сосульками.

Мейбор охотно не дышал бы. Морозный воздух леденил легкие, медленно убивая его.

Он уже совсем не чувствовал трех пальцев на левой руке и двух — на правой. Он еще держал меч, но знал, что никогда уже не сможет орудовать им. Главной задачей сейчас было сохранить оставшиеся пальцы. Он постоянно держал руки под своим алым шелковым камзолом.

Двести человек, одолеваемые зимней стужей, жались к твердому хребту горы. Многие лошади пали. Одну из них сейчас жарили на костре. Люди давно махнули рукой на опасность, сопряженную с дымом.

Четыре дня назад они обнаружили в скале обширную, но неглубокую выемку. Укрытие было слишком мелким, чтобы называться пещерой, но они все-таки заняли его. Те, кто был в силах, строили из снега стену в устье ниши. Теперь стена занимала около четверти всей ширины входа и достигла предельной высоты, при которой могла стоять и не рушиться. Солдаты трудились в глубине выемки, пытаясь выломать несколько камней и подпереть ими стену. Мейбор видел эти камни и понимал, что ничего у ребят не выйдет. Придется по-прежнему терпеть леденящий ветер.

Впрочем, надо сказать Грифту, чтобы собрал все лишние панцири и щиты — ими тоже можно укрепить стену.

— С полудня умерло еще пятеро, ваша милость, — доложил молодой солдат, присев на корточки рядом с Мейбором.

— Разденьте их, покуда одежда не примерзла к телам.

— Но, ваша милость...

— Делай что велят! — прошипел Мейбор. — Что ж теперь, и всем остальным замерзать из уважения к мертвым?

Солдат отошел, понурив голову.

Мейбор знал, о чем все они думают: уж лучше погибнуть в бою, чем замерзать в горах. Ни один не смел высказать это вслух, но Мейбор читал невысказанное в их глазах. Они жалели о том, что отступили. Правая рука Мейбора сжалась в подобие кулака. Будь они прокляты! Он заставит их выжить вопреки им самим.

Марльс, если вдуматься, очень странное место. Непонятно, с чего бы это — ведь до него от Рорна всего семь дней — но тем не менее это так.

В домах здесь больше закруглений, чем углов, зато улицы прямые что твой камыш. Солнца нет, однако здесь тепло, и дождя нет, однако здесь сыро. Женщины носят мешковатые платья с разрезами до бедер по бокам. Мужчины натягивают шляпы на уши и постоянно улыбаются, показывая на удивление плохие зубы, а детей вообще не видать. Может, их тут в темнице держат, пока они не подрастут и не начнут сами зарабатывать на жизнь?

Хват с самого начала знал, что Марльс ему не понравится — ведь этот торговый город считался первейшим соперником Рорна, но не мог не признать, что это место весьма занятно. Не домами, конечно, и не людьми, но в финансовом отношении.

Не далее как утром они высадились в этой гавани, а Хват уже значительно пополнил свою казну. Серебра, правда, набралось многовато, но недостаток золота возмещали драгоценные камни.

Таул отправился на поиски беглых рыцарей. Капитан «Ловца креветок», плечистый человек по имени Фермкет, сообщил, что Марльс в последнее время прямо кишит рыцарями, пробирающимися на Дальний Юг. Они валом повалили из ордена с тех самых пор, как старина Тирен заставил их драться за Кайлока на севере. Словом, Таул, сойдя с корабля, прямиком двинулся в одно заведение, где, по слухам, собирались рыцари. Сердце Хвата чуяло, что Таул ищет приключений на свою голову.

Потому-то Хват теперь и сам отправился в «Причуду моряка». Таул, конечно, человек храбрый и мечом владеет хоть куда, но мигом лишается разума, стоит кому-то упомянуть о Тирене. В его сердце для Тирена отгорожен такой угол, что хоть репой его засевай. Таул слова дурного о Тирене не потерпит — хотя кому, как не Хвату, знать, что глава ордена — отпетый негодяй.

— Прошу прощения, — сказал Хват, останавливая прохожего и между делом обшаривая его карман, — не покажете ли мне самую короткую дорогу в «Причуду моряка»?

— Нет, — ответствовал прохожий. — Молод ты еще ходить по таким заведениям. Ступай домой и учи свои молитвы.

— Охотно бы пошел, сударь, да матушка моя унесла с собой молитвенник в «Причуду моряка».

— Порядочные женщины туда не ходят.

— Тем больше у меня причин молиться за нее.

Прохожий надвинул шляпу на уши, признав свое поражение.

— Ступай прямо, потом повернешь налево на Рассольную, опять налево на Провесную и направо на Коптильную. Заблудиться невозможно.

— Премного благодарен вам, сударь, — поклонился Хват. — Непременно помяну вас в своих молитвах.

Он продолжил путь, следуя указаниям прохожего. Марльс ему не нравился, но здешние жители не давали дремать его уму.

А путешествие в сей славный город не давало дремать его нутру. Никогда прежде он не плавал по морю да и не рвался особенно. Первые два дня чуть его не убили. Он перепробовал все: и в дозорной корзине на мачте сидел с завязанными глазами, и в трюме на корточках с босыми ногами. Ничто не спасало Хвата от морской болезни, пока капитан Фермкет, чья доброта не уступала волосатости, не предложил ему встать к рулю. После этого все наладилось. Занятый столь важным делом, Хват больше ни на что не обращал внимания и чувствовал себя как рыба в воде. Быть может, когда-нибудь он даже станет моряком. Пиратом! Карманником широких морей.