Райф уперся каблуком в землю и повернулся к нему лицом. В этот раз он снова натянул тетиву только наполовину, так тряслась придавленная при падении рука, но сердце никуда от него не делось. Он чувствовал его скачущий галоп, чувствовал, как оно замерло, когда овчар понял свою ошибку. Когда тот остановился и натянул собственный лук, Райф выстрелил.

Выстрел был плох, но стрела все-таки задела овчару плечо и нанесла довольно глубокую рану. Овчар со стоном повалился наземь.

Райф выронил лук и приник головой к земле. Теперь он трясся весь, с головы до ног, обливаясь холодным потом. Он сплюнул отдающую металлом слюну и заставил себя подняться.

Адди был уже на ногах. Собака, порвавшая ему штанину и разодравшая в кровь икру, скулила и ползла к своему хозяину. Адди смотрел на Райфа с яростью, но голос его прозвучал спокойно:

— Она ж суягная была.

Райф хорошо его понимал. Молочная овца во Рву ценилась бы высоко, а теперь ее придется пустить на мясо.

Где-то вдали заблеяла другая. Адди медлил, тяжело глядя на Райфа. Вид у него был усталый, кровь от собачьих укусов стекала в сапог.

— Займись пастухом и собакой, — нехотя вымолвил он, приняв решение. — Я пойду поищу ту.

— Может, мне пока эту разделать?

— Нет. Это моя работа. Вернусь и сделаю.

Райф провел рукой по лицу и достал меч, оставив сулльский лук на земле.

Пастух рухнул на молодую сосенку, согнув ее пополам. Собака доползла до него и обнюхивала рану от стрелы. Когда Райф подошел, она попятилась. С ее разбитой морды вожжами стекала слюна. Голубые дхунские глаза овчара, широко раскрытые, смотрели на меч Райфа.

Райф убил собаку отработанным на Йелме ударом в горло и сказал овчару:

— Встань.

Тот не шелохнулся. Райф пнул его по ноге.

— Встань, я сказал!

Достав из сумки на поясе замшевый лоскут, Райф подождал, когда раненый поднимется на колени, и заткнул ему рот. Потом перерезал тупым краем меча его пояс, который свалился вниз вместе с ладанкой, наполненной порошком священного камня. Ладанка представляла собой исцарапанный желтый рог, закупоренный серебряным колпачком.

Остатки перепелиных яиц взбурлили у Райфа в животе.

— Ты где это взял?

Овчар с кляпом во рту только мычал в ответ.

— Это Градский Камень?

Овчар растерянно вытаращил глаза.

Райф ухватил его под мышки и тряхнул. Он сам не понимал причины своего гнева, но остановиться уже не мог.

— У тебя в рожке Градский Камень?

В глазах овчара забрезжило понимание. Он промычал нечто отрицательное и выговорил что-то наподобие «из».

— Визи?

Раненый лихорадочно закивал. Райф отпустил его, и тот, опять застонав, повалился наземь.

Не черноградец. Хвала богам, это не черноградец.

Зажмурившись на миг, Райф связал овчару руки его же ремнем и помог ему встать.

— Иди, — сказал он. Пастух, раненый, связанный и с кляпом во рту, не представлял для них угрозы. Адди велел Райфу позаботиться о нем, вот Райф и позаботился. Райф поглядел, как он ковыляет по кустам, и пошел к своему отряду.

Между стволами деревьев он заметил уходящую от него фигуру в плаще.

Райф подобрал с земли сулльский лук. Давно ли Линден Мади наблюдает за ним? Понял ли он, что Райф нарочно целил так, чтобы не попасть овчару в сердце? Видел ли, как Райф отпустил раненого? В груди у Райфа защемило. Вдруг Линден слышал, как он спрашивал про Черный Град?

С недобрым предчувствием Райф вернулся к Увечным.

Горожанка охотилась на полевых мышей. Кроп предпочел бы идти, не останавливаясь, до середины дня, но от мяса грешно отказываться, даже если оно мышиное. Собака яростно рыла лапами землю. Кроп всегда знал, когда она находит мышь, потому что она при этом сама пищала, как мышь — только не полевая, а летучая. Собаки обычно так не делают, но Горожанка вообще не такая, как другие собаки.

Кроп сидел на поваленной ели и ждал, когда Горожанка принесет ему мышь. На солнце, под чистым, как алмаз, небом, можно было почти поверить в то, что сегодня тепло. Большие ели давали легкую тень, и на холме стучал дятел. Впереди светился призрачный город с белыми стенами и высокими шпилями, как в сказке. Тот самый город. Злое место, где держали в плену хозяина Кропа.

Кроп со всей серьезностью взял у Горожанки мышь и стряхнул с нее грязь. Собачка смотрела на него выжидающе, молотя хвостом по ковру из хвои, а Кроп смотрел на нее. Потом он с нарочито тяжким вздохом зашвырнул мышь в лес, и Горожанка, радостно махая хвостом, устремилась за ней. Яйца красть выгоднее. Горожанка оставит ему разве что голову, а мозгов у мышей маловато.