7.12.2017

Какой-то лох взорвал наш дом. Не то, чтобы взорвал взрывным устройством. Нет. Он пустил бытовой газ и взорвал. Они с дядькой жили на третьем этаже. Работали сторожами, что тот, что другой. Чего они не поделили, и на что этот тридцатилетний парень обозлился, мы уже никогда не узнаем. Только взорвалась их квартира. Наш дом был пятиэтажным. Их квартира обрушилась, квартиры над ними и под ними.

Просто жуть. Наша часть дома осталась нетронутой. Но сердце резало так, как будто руку от тела оторвали. Насколько мы привыкли к дому и ко всем жильцам, многих из которых даже не знали. Мы выбежали на улицу. Прибыли пожарные, спасатели и еще много-много народу. Жильцы обрушенных квартир, оказавшиеся вне дома. Они чудом спаслись, но состояние их было трагедийным. Умерли их родственники, уничтожилось их жилье.

Спасатели под обломками искали людей. Из-под завалов извлекли женщину и ребенка. Это воспринималось людьми как необыкновенное событие. Говорили, что они родились в рубашке. Потом к рыдающей женщине подошел живой муж. Оказывается, вместо того, чтобы сидеть дома, он ушел в баню. Телефон оставил в квартире. Они обнимались и целовались у всех на глазах.

Мы смотрели на свой дом. Он был таким травмированным, покоцанным. Должно было пройти много времени, чтобы разгрести завалы. Отремонтировать дом и привести его в надлежащий внешний вид.

Люди помогали, люди привечали других людей. Правительство города тоже обещало помочь. Мой сосед и я вызвались добровольцами и на выходных помогали носить обломки плит, сломанную мебель и другие вещи. На другой день другие мужики помогали. Я был даже рад, потому что не хотел больше видеть трупы…

В течение десяти дней я вспоминал муравейник. Я вспоминал свое детство. Как мы любили с двоюродным братом, к которому я приезжал, рушить муравейники. Мы искали горку измельченной земли и палкой или подошвой обуви быстро разрушали часть горки или ее всю. Видны были ходы, видны были белые отложенные яички. Быстро-быстро выбегали муравьи, которые работали, уносили и прятали яица. Их становилось все больше и больше. Бегали они все быстрее. Если в муравейнике жили черные муравьи, то после разрушения он кишел черными насекомыми, если рыжие – то рыжими. А в лесу были большие муравейники и муравьи тоже лесные и большие. Но повадки у всех были одинаковыми.

А иногда после разрушения муравейника начинался дождь. Тогда муравьям было еще сложнее прятаться и восстанавливать разруху. В детстве мы не думали об их труде, просто играли, резвились, хотели посмотреть, как они будут беспокоиться. Как забегают после травмы.

Только сейчас я стал вспоминать. И мне было жалко муравьев. И людей нашего дома, которые пострадали от каких-то мудаков. Я схуднул впоследствии, потому что стал плохо есть. Потом правда к зиме все нормализовалось.

9.12.2017

Я жила с мужем, который все время ворчал, что все в нашем государстве не то и не для людей. Жили в моей маленькой квартирке, которую пожертвовала мне бабушка. А сама бабушка подселилась к моим родителям. Муж зарабатывал немного, а я и того меньше. На еду и одежду нам хватало. Если он где-то калымил, то заработанные средства отдавал своей матери. То на большой телевизор, то на новый большой холодильник. Эти его действия меня раздражали. Проходил час-другой и я успокаивала себя мыслью о том, что наш сын видит все наши поступки. А значит, в будущем поможет и мне такими же грандиозными подарками.

Проходил год-другой. Жизнь наша была налажена, только вот цены поднимались, а доходы были прежними. Мы выбирали совсем другие продукты, клевали на акции. Одежду брали перед концом сезона на сезон в следующем году. Муж реже калымил, но эти калымы по-прежнему переправлял своей матери в виде шкафов – купе, кофе-машин. Мне стало уже все равно. Я и не пыталась спорить о том, что нам бы тоже нужны подобные вещи. Я просто знала, что он всегда найдет отговорку, типа «вначале лучше отремонтировать квартиру, а потом ее заставлять новинками». Бережливость моя возрастала. Я чистила средствами трубы, стиральную машину, ухаживала за холодильником. Родители нам не помогали. Они работали попеременно, то один, то другой. А бабка сидела дома.

Однажды к нам в организацию пришла женщина, сказала, что у нее назначена встреча с директором. Секретарь позвонила директору, оказалось, что он совсем забыл об этой встрече. Женщина расстроилась, присела на диван в ожидальне. Тут и я вошла, передать отчеты секретарю. Женщина почему-то обратилась ко мне, стала жаловаться, говорить, что в организации не порядок. Что она ехала два часа для того, чтобы остаться ни с чем. Как позже выяснилось, секретарь естественно не сказала, что забыли про женщину. Она сказала, что начальника вызвал к себе еще больший начальник. Женщина была в предистерике, которая переходила в истерику. Она кричала и плакала. Секретарь сидела на месте, потупив голову. А я сбегала и принесла стакан воды.

Женщина всхлипывала, но потихоньку успокаивалась. Секретарша показала мне глазами на выход. Я предложила женщине ее проводить. Она согласилась. Мы пошли по коридору. Она смотрела на стены здания и говорила, что с таким руководством подчиненными делать нечего. Неуважение к людям со стороны начальства налицо. Я шла рядом, смотрела на ее красивую сумку, руку в золотом браслете, несущую эту сумку и кольцо с бриллиантом на среднем пальце.

Мы подошли к выходу. Она вытащила из сумки пудренницу, открыла ее, смотрелась в зеркало и подтирала салфеточкой следы от туши. Я хотела уходить, но отчего-то стояла на месте. Она захлопнула крышку пудры и протянула ее мне. Поблагодарила за то, что я не дала ей полностью раскваситься. Я машинально взяла рукой пудру. Она пожелала удачи и выскользнула за дверь. Она шла вдоль здания легкой походкой. Как будто не она несколько минут назад выглядела упертой женщиной.