Шрифт:
В неуютной чёрной темноте – стою.
И чьи-то руки чужие – шарят у меня по карманам… в пальто… в костюме…
Далее – сила какая-то (что как бы не моя, а – во мне) ожила – и оттолкнула кого-то…
И – светло стало!
…Вот и сетую: то же было одно из редкостных мгновений моей жизни.
…Светло стало на некоторое продолжительное мгновение.
Светло сделалось – будто у меня над головой зажёгся яркий фонарь!
Молодой человек… лет тридцати… светловолосый, аккуратно постриженный… в куртке короткой натуральной кожи… в джинсах светло-синих…
И – опять непроглядная тьма.
Тем более густая – после яркого света.
…А я уже скорее шёл прочь. Прямо по проезжей части. Лишь бы к какой-нибудь другой остановке.
Лица его – того – я не запомнил. К сожалению? Не к сожалению?.. Он – оттолкнутый – стоял на четвереньках. По его медлительности судя – весьма пьян. (Потому-то, скорей всего, он и дерзнул на грабёж… подсказав мне остановку потемнее…)
Нет, нет! На частичку мгновения – черты его лица были именно правильные… О таких-то, после чего-то случившегося, и говорят: никогда бы не подумал…
…Я спокойно шёл и пришёл домой.
Спокойно разделся.
Спокойно лёг спать.
…Между тем – мне было и слегка волнительно.
Да! В то мгновение – не фонарь над моей головой горел…
Боже, боже! Это горели-светили – мои глаза…
Я… я вдруг стал видеть в темноте!
Я могу… я способен… я видеть в полной темноте.
Потому что – сквозь несколько сотен лет.
И жаль, что подобные мгновения ущербно и досадно редки.
Так надо их в себе, во мне, – пробуждать и продлять!
А без этого я… попросту слеп.
Часть третья
1
Та «точка» – уже была!
И сингулярность – давным-давно, так сказать, прямая!
Ибо.
Да, ибо!
Ведь даже наскальной живописи всего-навсего тридцать тысяч лет.
И через океаны на другие материки он, человек, переплывал тому назад лет – столько же.
А два-то миллиона лет… или хотя бы те «современные» двести тысяч лет…
Как… он… общался?
Ведь иначе не стал бы и не был бы человеком.
Вот и говорю: общался – мысленно.
Мысленно!
Эмоциями и гримасами – это само собой. Но эти манипуляции – весьма ограничены, чтобы нарождался и рос разум.
Ведь даже зароду разума – нахмуренных бровей и взмаха ладоней – мало.
Он, разум, – он уже, уже сам по себе – в полёте, в Полёте!
И значит – предполагает полёт разума у другого – другого разума.
И значит – все разумы летали.
И значит, сами разумы – общались.
Иначе быть не могло.
Ведь другим способом и никаким образом сведенья никакие – не отмечались, не фиксировались.
Так вот.
Сам факт фиксации знаний и есть… та «точка»!
Наскальная живопись, тем более письменность – материализация мысли.
И – неважно: на скале, на папирусе или на компьютере!
И это – крах Мысли!
…Но скала – обречена на недвижность. Ей сингулярность чужда. В ней, однако, – уже догадка: о возможной фиксации сведений, мыслей… Недаром же тридцать-то тысяч лет назад человечество буквально болело рисованием!..
И вот – письменность…
Уж подлинная «точка» – Точка.
Точка – если такое слово – чему?
Точка – общению мыслями.
И даже, в основном, жестами и мимикой…
Закостенение и эмоций, и мозга.
Вот оно – буквальное Падение.
Ресниц падение – от Неба… на бумагу…
Именно – крах духовный.
Человек до письменности – до-исторический-то человек – был всестороннее! мощнее! духовнее!
Был – человечнее.
Более того.
Общение мыслями, духом – есть общение с невидимым, вообще – с невидимым. – С невидимым собеседником.
И значит – с невидимым миром в целом.
Ибо уже – с Невидимым Миром, с неким Собеседником.
Который – в чём его и роль – всегда и везде присутствует.
Рождение истинного Бога.
Так что тот «первобытный человек»… был и набожнее!
Это ведь позже он, человек, стал воплощать Его во всевозможных истуканов.
Было уж что воплощать!..
…Фиксация мысли и духа, в частности – храм, икона, писание… тоже есть та же «точка»… разве что уже – в дальнейшем своём развитии… и даже уже виртуозная – эстетическая… и даже уже освящённая… и конечно, уже закостенелая в мозгах… то есть – очередной вид того же духовного краха…