В каком-то смысле он оказался в том же положении, в каком был восемь лет назад, когда покинул семейное поместье.

Приветственный кортеж ожидал его у ворот замка – седовласая женщина с орлиным носом на фоне стены, которая в свете заката казалась слепленной из песка.

– Я – Фиона, мажордом, – сказала она, но, когда он протянул руку, не шелохнулась, так и оставшись стоять со сложенными на животе руками. Пальцам мог бы позавидовать музыкант, не будь они изуродованы артритом.

Шэй сказал:

– Видимо, следующий торжественный приём я увижу уже на своих похоронах.

Она не ответила – молча расплатилась с возницей и повела Шэя через дверь сбоку от ворот, по лестничному пролёту и по узкой тропе крепостной стены.

За амбразурами растворялись остатки дня: по краю башни, словно по краю чёрной печи, капало расплавленное солнце.

– Мы направляемся в старейшую часть замка, в крыло Кейли, – сказала Фиона, не оборачиваясь и не сбавляя шаг. – Кейли была дочерью первого герцога.

– Честно говоря, особым любителем истории я никогда не был.

– Это наше гостевое крыло… Впрочем, должна признать, что гостей у нас много не бывает. Не беспокойтесь, мы всё равно стараемся держать всё в чистоте.

– Благодарю.

– Герцог ожидает вас через час, – сказала она.

– Неплохая шутка.

– Разве похоже, что я люблю шутить, милорд?

– Он меня что, в десять вечера видеть хочет?

– В этом замке мы работаем днём и ночью.

– В особенности ночью, судя по всему. Я только что прилетел, путь был долгим – мне, по крайней мере, нужно принять ванну…

– И поэтому я сказала «через час», а не «прямо сейчас».

Ещё один лестничный пролёт, на этот раз ведущий вниз, к дубовой двери, которая, судя по всему, могла выдержать натиск тарана.

Покои на первый взгляд казались роскошными: гостиная размером с деревенский домик, два обитых зелёным бархатом дивана, выход на балкон, шесть газовых ламп под потолком, все рабочие; за арочным проходом – королевская кровать и гобелен, который изображал битву у замковых стен, вероятнее всего вызванную тем, что барон А отбил у барона Б тележку с овечьими шкурами или чем-то столь же важным. Эмалированная ванна, более или менее белая.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что половицы скрипели у Шэя под сапогами, и первая же деревянная стенная панель качнулась у него под пальцами; что же касалось диванов, то моль уже изрядно погрызла бархат.

Фиона стояла на пороге, ожидая, когда он закончит осмотр.

В ванной он открыл горячую воду, но из крана донеслось лишь одинокое урчание, разнёсшееся по кишечному тракту замка.

– Где горячая вода?

– Утром, с девяти до одиннадцати, – сказала Фиона, стоя в дверях. – Тут вам не столица, лорд Эшкрофт.

Она явно отрепетировала эту реплику.

«Вот почему такая спешка», – подумал Шэй. Нельзя дать новенькому – уставшему, потному – расслабиться. Пусть знает своё место. Что ж, он тоже умел играть в эту игру.

Он повернул второй вентиль. Вода, потёкшая по пальцам, была ледяной.

– Скажите герцогу, что я встречусь с ним через два часа, миледи. Пожалуйста, пришлите кого-нибудь, чтобы меня разбудили через час.

– Герцог сказал…

– А мне всё равно. Я встречусь с ним через два часа, или ему придётся обсуждать со своими людьми что-то другое. Я слышал, что погода – самая беспроигрышная тема для разговора. – Он посмотрел на собственное отражение над раковиной. – Эту фразу не забудьте тоже отрепетировать.

Герцог не принял его ни в зале совета, ни в большом зале, ни в каком-либо другом месте, обычно отведённом под официальные встречи. Слуга провёл Шэя обратно по крепостной стене в «новый замок», и они нырнули в лабиринт из узких коридоров и поворотов на сто восемьдесят градусов, скорее всего призванных создать иллюзию пространства.

Нет, герцог принял его в своей гостиной, что, конечно же, было намёком: Шэя считали гостем, важным, но не из тех, кто задерживается надолго.

Оконные проёмы зияли чернотой, но от стен отражался тёплый жёлтый свет, отчего казалось, будто жизнь окунула всё, что находилось между ними, в янтарь, чтобы сохранить до прибытия Шэя.

Открывшаяся перед ним сцена словно сошла с картины: худой мужчина лет шестидесяти сидел на атласном диване, на его поджатых губах уже играла язвительная улыбка; справа от него стояли пятеро: четверо парней, выглядевших так, словно их выстругали из одного полена, и одна женщина. Они вряд ли ждали его более десяти минут, но из-за жёлтого освещения и наигранных поз казалось, будто они пробыли здесь вечность.