И. Бабель, «Конармия» – ш. Энтузиастов (полностью).

Х. Ли, «Убить пересмешника» – Ленинский проспект (весь).

В. Маяковский, «Облако в штанах» – Тишинский рынок (4 круга).

А. Ахматова, «Поэма без героя» – Садовое кольцо (полностью).

Ю. Трифонов, «Московские повести» – Арбатские переулки (15 минут).

Л. Толстой, «Война и мир» – Петербург – Чебоксары.

А. Пушкин, «Евгений Онегин» – Москва – Барнаул.

Г. Мелвилл, «Моби Дик» – Сочи – Тюмень.

Э. Хемингуэй, «Прощай, оружие» – Торжок – Самара.

Б. Пастернак, «Воздушные пути» – Уфа – Находка.

Ф. Достоевский, «Братья Карамазовы» – Казань – Окуловка.

О. Генри, «Короли и капуста» – Новосибирск – Ижевск.

М. Булгаков, «Белая гвардия» – Апрелевка – Мурманск.

У. Фолкнер, «Шум и ярость» – Иркутск – Ноябрьск.

А. Чехов, «Дуэль» – Светлогорск – Мытищи.

И. Гёте, «Фауст» – Клин – Воркута.

У. Шекспир, «Гамлет» – Керчь – Ростов Великий.

А. Уров, «Present Continuous» – Реутов – Усть-Каменогорск.

Заступая вечером на дежурство, Счастливчик первым делом обходил все институтские аудитории, проверял окна, выключал забытый свет, закрывал двери. Собачонок любил эти обходы, позволявшие ему хоть на полчасика вообразить себя храбрым Мухтаром из любимого фильма своего хозяина. А тут представилась уникальная возможность доказать свою нужность. В темноте коридора собачонок первым учуял незнакомца и, убедившись, что хозяин рядом, громко залаял.

– Кто здесь? – крикнул Счастливчик. – Я вызываю милицию!

– Не надо милицию, – отозвалось в темноте, – я иду с собрания, я заблудился, мне плохо.

Собачонок с помощью своего мощного нюхательного компьютера определил отсутствие опасности и, радостно виляя хвостом, бросился в темноту обниматься.

– Включите, пожалуйста, свет, я ничего не вижу, – попросил незнакомец.

Счастливчик включил. Слепой зажмурился и закрыл глаза ладонью. Другой рукой старался смягчить собачьи объятия, затем медленно опустился на пол и сказал:

– Я задержался на собрании, меня мой друг пригласил, Ковырякин. Мы пришли вдвоём с Лутэ, потом к ней подсел этот мужчина, взял её за руку, они думали, что я ничего не вижу, я правда ничего не вижу, но только в темноте, куриная болезнь, ещё он сказал, что пришёл за ней, я слышал, он так и сказал, «я пришёл за тобой», его не было никогда, этого мужчины, его не было, а сегодня он взял Лутэ за руку, и они ушли, она ушла с ним, она ничего не сказала, когда он взял её за руку, она даже не посмотрела на меня, она всё это время смотрела на него, они ушли, она даже не оглянулась…

Слепой совершенно не умел плакать. Слёзы, накапливаясь, не знали, как им себя вести, падать ли просто вниз или растекаться по щекам… спасал рукав рубашки. Рукава – опытные в этом деле товарищи.

Счастливчик мало что понял в мокром монологе, но почувствовал неуловимо близкое и до боли знакомое.

– Вот что, – сказал он тихо, – сейчас идём ко мне, сядем, и ты всё расскажешь спокойно, по-человечески.

– Что значит, «по-человечески»? – удивился собачонок. – Он что, по-собачьему сейчас всё это говорил? Мне, что ли, он всё это рассказывал? Ну вы, двуногие, даёте!

С тех пор, как Стажёр похитил его из небесной канцелярии и отправил в Москву спасать Счастливчика, собачонок каждый день узнавал новое о человеках, которые нагло считали себя старшими братьями собак. Приходилось мириться с этим, настораживало только и пугало, что глупостей на земле старшие братья совершали гораздо больше, чем братья младшие.

Собачонок поудивлялся ещё пару минут, а потом весело побежал за человеками.

Традиционный послезащитный банкет проводился по соседству в столовой № 4, известной в округе под названием «Три коня». «Алиготе» с жемчужной ниточкой, крымская «Массандра», «Столичная» быстро стирали границы между аспирантами, доцентами и профессорами. Научные темы понимающе уступали место весёлым воспоминаниям, ностальгическим вздохам и «адавайтевыпьемза».

Берлен уже полчаса упрашивал писателя отдать ему «PRESENT CONTINUOUS» для полёта. Изрядно примассандренный писатель отказывался.

– Ну почему, – в который раз спрашивал Берлен. Писатель молча наливал свою рюмку, выпивал залпом, причмокивал, выдыхивал, переводил взгляд на собеседника, выдерживал паузу и только потом категорично произносил:

– Сам полечу!

После очередного самполечу к ним присоединился трезвый Ковырякин.

– Слушай, а где Слепой и Лутэ? Я что-то не видел их здесь.