За трусость из 163[-го] полка в штрафную эскадрилью был переведён и Кутьков* [64] . Правда, он кончил тем, что через несколько дней в боях сбил четыре самолёта противника, он был тяжело ранен и таким образом кровью своей смыл с себя прежний позор. После ранения он в полк не возвратился.

Но было немало примеров в 163[-м] полку и героизма. Был там лётчик ШАРОЙКО*. Если вы на него посмотрите на земле, то вы никогда не подумаете, что в этом человеке таится такая громадная сила, которая способна наводить ужас и страх на врага. Это был небольшой, невзрачный человек, чрезвычайно жизнерадостный по своей натуре. Он говорил так быстро, как будто пулемётом строчил. Где бы он ни появлялся, вокруг него собирается весь лётный состав, так как никто не умеет рассказать так смешно, как Шаройко, и от этого людям даже в такое тяжёлое время, как тогда, становилось легче на душе. Он был дважды награждён орденом Красного Знамени за боевые дела. 14 августа [19]42 г., в период Ржевской операции, он не вернулся с боевого задания. Они ходили бомбить аэродром противника, расположенный в Сычёвке.

Был у нас трижды награждённый орденом Красного Знамени совсем ещё молодой паренёк 23 лет – КАТЮКОВ*. Он чрезвычайно быстро вырос до помощника командира эскадрильи. Причём раньше у него был элемент некоторой недисциплинированности. Когда мы его принимали в полк, нам его характеризовали как хорошего бойца в воздухе и недисциплинированного на земле. Я это учёл. Кстати говоря, комиссар и командир полка, где был Катюков, были оттуда сняты, и полк мы приняли с новым командиром и новым комиссаром, которые, естественно, людей ещё не знали. Поэтому нам самим пришлось осваивать этот полк. Командиром полка там был КУКИН*.

И вот у меня как-то с Катюковым произошёл разговор. Я задал ему вопрос:

– Товарищ Катюков, в одной характеристике я прочитал, что вы на земле – недисциплинированный, что, разве вы только в воздухе любите родину, а на земле не любите её, если вы нарушаете дисциплину?

Он подумал, подумал и сказал:

– Товарищ комиссар, до меня это как-то не доходило, впредь я постараюсь быть дисциплинированным и на земле.

Это был человек определённого склада, и к нему нужно было как-то особо подойти, не с обычной меркой. Он был коммунистом и мужественно выдерживал самые напряжённые и тяжёлые моменты в работе. Тогда, например, был момент, когда в полку оставалось только пять лётчиков – это ЗУДИЛОВ*, КАТЮКОВ, ВОЛКОВ*, ШАРОЙКО и КОНЯХИН*. Эта пятёрка выдерживала в течение месяца самые напряжённые бои, которые только знала история авиации. В конце концов, Шаройко не вернулся с задания. Катюков был сбит, потом вернулся. Зудилов, Волков и Коняхин благополучно здравствуют. Сбивали они не единицы самолётов противника, а бывали бои, когда эта пятёрка сбивала по 11, по 14 самолётов. Дрались они исключительно.

Зудилов, их ведущий, не знал вообще поражений в воздухе, а сам он имел 23 сбитых самолёта. Сейчас он находится в 157[-м] полку. Волков был тогда молодым пареньком, он был командиром звена, потом вырос до командира эскадрильи с последующим продвижением на должность командира полка. От старшего лейтенанта он вырос до майора. Он имел орден Ленина, орден Красного Знамени и был представлен к Герою Советского Союза. У него – большие организаторские способности. Он – [19]18 года рождения, но по внешности ему можно было дать больше, видимо, на нём отражалась его профессия и то, что он часто смотрит смерти в глаза, наложило на него свой отпечаток. Это серьёзный, вполне оформившийся командир, прекрасный коммунист. О том, что он хороший коммунист, командир-большевик, говорило всё его поведение, его часто ставили в пример другим командирам эскадрильи, он никогда не уйдёт на отдых и не успокоится, пока не убедится, что все люди у него сыты и размещены как следует, все знают свои боевые задачи. Слабым он всегда показывал, помогал, работал с ними до тех пор, пока они не поймут то, что от них требуется. Т. е. это был исключительный во всех отношениях человек, причём не просто человек, который заучил какие-то военные шаблоны, – он прекрасно разбирался во всех вопросах, имел по всем вопросам своё суждение. Он не просто говорил о недостатках того или иного воздушного боя, а указывал конкретные моменты.

Однажды во время Зубцово-Ржевской операции [65] он пошёл семёркой, и его крепко пощипали. Он выпрыгнул на парашюте, немного обгорел. Потом пришёл и доложил, что его сбили, и не потому, что противник был сильнее их, а потому, [что] я – так он сказал – неправильно построил боевой порядок, в силу чего мы и понесли большие потери. Ведь обычно лётчики говорят, что меня сбили потому, что было превосходство противника в воздухе, а он прямо сказал, что это была его ошибка. И это ярко характеризует его как человека, который рассуждает не по трафарету, а имеет своё собственное суждение о вещах [66] .

Он также был воспитанником нашей дивизии. В отношении тактики, в отношении огневой мощи он обладал исключительным талантом. Примером этому может служить его выступление на лётной конференции в октябре месяце [19]42 г. Он поднял там чрезвычайно глубокие и серьёзные вопросы, очень продуманно, глубоко и вместе с тем сжато изложил свои мысли.

Вот такие люди были в 163[-м] полку.

Но были у них и недостатки, и недостатки немалые. Они заключались в том, что у них начальником штаба был некий Сушков [67] , старый работник, привыкший, видимо, работать без контроля командования, да и у партийной организации не было нужной остроты в решении вопросов. Причём в своей работе Сушков начал опираться на нездоровые элементы, что привело к целому ряду серьёзных организационных недостатков. Он, например, часто передоверял доведение боевой задачи до лётного состава начальнику связи, человеку в авиации совершенно неграмотному, тогда как такую задачу должен хорошо продумать грамотный в вопросах авиации человек, так как нужно указать не только куда пойти, но и как, какую тактику нужно применить в случае встречи с противником и т. д. В результате получался неуспех в боевых операциях.

Политотдел тогда занялся этим вопросом – в чём же крылась сущность этих организационных недостатков. Здесь пришлось заняться и Сушковым. Он был исключён из партии за то, что он игнорировал задания командования, за то, что он неправильно опирался на нездоровые элементы, в частности на начальника связи Шаповального [68] , на человека с довольно тёмным прошлым. После решение об исключении из партии Сушкова было отменено, но я посадил туда тов. Матлахова, который и выправил там положение. Шаповального из полка убрали, а Сушкова заставили заниматься своим делом. Комиссара и командира научили командовать полком, не перекладывая всего на Сушкова, – и дело в полку пошло. Сразу вырос процент исправной материальной части, улучшилось дело и в отношении чёткости постановки задач.

Например, был один такой пример, когда нужно было сопровождать штурмовиков. Штурмовики пришли, сделали два круга около аэродрома и ушли. Но истребители не поднялись, мотивируя тем, что штурмовики сделали круг не над самым аэродромом, а в стороне. И здесь пришлось, как говорится, вправить людям мозги и заставить их изменить взгляд на вещи. Всё это в жизнь проводил Матлахов. А Волкову приходилось всё это переносить на своей спине, так как в такой обстановке нужно было вводить эскадрилью в бой и выполнять поставленные командованием задачи. Мастерство этого командира заключалось в том, что он умел разбираться в обстановке и правильно находить своё место. Был там снят и секретарь партийного бюро, как неспособный обеспечить партийное, большевистское руководство партийной организацией, не умеющей воспитать у партийного коллектива ответственности за свои действия [69] .