Его спутники, оставшиеся с лошадьми, играли в кости рядом с животными на почти очищенном от снежного месива участке мостовой, или же делали вид, что играют. Он не настолько доверял Масиме, чтобы оставить без присмотра своего гнедого, а доверие остальных было всяко не большим. Едва ли они уделяли игре столько же внимания, сколько дому и охранникам. Три Стража вскочили на ноги, стоило только им завидеть Перрина, взгляды их сразу обратились к тем, кто вышел вслед за ним. Они знали, что чувствовали их Айз Седай, находясь в доме. Неалд отстал лишь на мгновение, собирая кости и монеты. Аша'ман был щёголем, ходившим, важно выпятив грудь, постоянно поглаживавшим свои вьющиеся усы и расточавшим ухмылки женщинам, однако сейчас он стоял на цыпочках, насторожившись, словно кот.

– Я уж думал, нам скоро придётся прорубать себе путь наружу, - прошептал Илайас, наклонившись к плечу Перрина. Впрочем, в золотых глазах было лишь спокойствие. Долговязый немолодой мужчина в широкополой шляпе, его седые волосы сзади свисали до пояса, а длинная борода ниспадала на грудь. На бедре не меч, а лишь большой нож. Однако когда-то этот человек был Стражем. В какой-то мере он им и остался.

– Похоже, это единственное, что прошло удачно, - отозвался Перрин, забирая у Неалда поводья Трудяги. Аша'ман вопросительно вскинул бровь, но Перрин покачал головой, не пытаясь его понять, и Неалд, скривившись, отошёл; передав Илайасу поводья его мышастого мерина, он вскарабкался в седло своего скакуна, гнедого в яблоках.

У Перрина не было времени разбираться с капризами мурандийца. Ранд послал его привезти Масиму, и Масима собирался в путь. Как всегда в последнее время, цвета закружились у Перрина в голове, стоило только ему подумать о Ранде, и, как всегда, он не уделил им внимания. Масима был слишком большой проблемой, чтобы ещё волноваться из-за каких-то цветов. Проклятый Пророк считал кощунством касаться Единой Силы кому бы то ни было, кроме самого Ранда. Ранд, видите ли, не простой смертный, его плоть рождена самим Светом! Так что не будет Перемещения, не будет простого и быстрого скачка в Кайриэн через переходные врата, созданные одним из Аша'манов. Не будет, как бы он ни пытался Масиму переубедить. Им придётся ехать верхом все четыре сотни лиг, а то и больше, и один Свет ведает, что они встретят на своём пути. К тому же, по указаниям Ранда, необходимо держать в тайне, кто они такие.

– Я вижу только один способ сделать это, парень, - произнёс Илайас, как будто Перрин говорил вслух.
– Хотя шансы и невелики. Мы могли бы стукнуть этого типа по голове и с боем вырваться из города.

– Да знаю, - прорычал Перрин. Он обдумывал этот вариант уже не раз, и не один час они его обсуждали. Если бы и Аша'маны, и Айз Седай, и Хранительницы Мудрости - все стали направлять, возможно, успех и был бы достигнут. Но он уже видел битву, которая велась Единой Силой, людей, в мгновение ока превращавшихся в кровавые ошмётки, землю, расцветавшую огнём. Абила превратилась бы во двор мясника. По своей воле он больше такого не увидит.

– И как, по-твоему, Пророк ко всему этому отнесётся?
– спросил Илайас.

Перрину пришлось очистить разум от видений Колодцев Дюмай и Абилы, выглядевшей как поле боя у Колодцев Дюмай, лишь тогда он смог осознать, о чём говорил Илайас. Ах да. Как он собирается совершить невозможное.
– Меня не волнует, как он ко всему отнесётся.
– И так было ясно, что с ним не оберёшься бед.

В раздражении он поскрёб бороду. Надо бы её подстричь. Точнее, чтобы её подстригли. Ведь возьмись он за ножницы, Фэйли тут же отберёт их и отдаст Ламгвину. До сих пор не верилось, что этот неуклюжий громила с устрашающей физиономией и сбитыми костяшками пальцев должен стать его личным слугой. Свет! Личным слугой. Он старался противостоять Фэйли в её странных салдэйских обычаях, но, чем больше старался, тем больше она умудрялась делать по-своему. Конечно, женщины всегда так поступают, но иногда ему казалось, что из огня он угодил в полымя. Может, попробовать те властные окрики, которые, кажется, так ей нравятся? Мужчина должен быть способным сбрить бороду, если хочет. Впрочем, он сомневался, что будет кричать. Когда она начинала первой, это было нелегко. Но, так или иначе, глупо думать об этом сейчас.

Наблюдая, как его спутники идут к лошадям, он изучал их так, словно они были инструментами, необходимыми для выполнения тяжёлой работы. Масима, он боялся, сделает их путешествие самой худшей работой из всех, что когда-либо выпадали на его долю, а инструменты его далеки от совершенства.

Сеонид и Масури приостановились, капюшоны их плащей были низко опущены, скрывая лица среди теней. Бритвенно-острая дрожь придавала особую окраску их запаху, смешиваясь с приторным ароматом духов, то был контролируемый страх. Масима, дай ему волю, убил бы обеих на месте. А охранники могли сделать это и сейчас, сумей кто-нибудь из них распознать лицо Айз Седай. В толпе наверняка нашлись бы способные на это.

Масури была выше второй женщины почти на ладонь, однако Перрин всё равно смотрел сверху на обе макушки. Не обращая внимания на Илайаса, сёстры обменялись быстрыми взглядами из-под капюшонов, затем Масури негромко произнесла:

– Видишь теперь, почему его необходимо убить? Он просто... бешеный.
– Что ж, Коричневая нередко говорила без обиняков. К счастью, никто из стражников не был столь близко, чтобы её услышать.

– Ты могла бы найти место и получше, чтобы говорить такое вслух, - ответил Перрин. Ему совсем не хотелось вновь выслушивать их доводы, ни сейчас, ни когда-либо ещё. В особенности сейчас. И, как оказалось, не пришлось.

Эдарра и Карелле, головы которых были обмотаны тёмными шалями, выросли позади Айз Седай. То немногое, что спадало на грудь и спину едва ли могло послужить хоть какой-то защитой от холода, но Хранительниц Мудрости куда сильнее холода беспокоил снег, просто фактом своего существования. Тёмные от солнца лица могли скрывать всё что угодно, но в их запахе ощущалась отточенность стали. Во взгляде голубых глаз Эдарры, обычно спокойных настолько, что это казалось странным для её юных черт, сквозила та же острота. Сталь прятало под собой её спокойствие.