— Не правда. Не знаю, в каких вы там семейных отношениях, но босс ты отличный, а не мрачный робот с замашками тирана.

— Мирон показал себя? — Усмехаюсь, представляя, сколько бедняжка хапнула от братишки. — Обидел?

— Нет. Работала сверхурочно, и… — Снова заминается. — Поэтому я с Вадимом поругалась.

— Ревнует?

— Впервые за весь период отношений. — Выдыхает с шумом, но тут же складывает руки на груди. — Только я не собираюсь обсуждать это. — Кривится и отходит к столу, плюхаясь на стул.

— Ну почему же? Я бы послушал. Так скажем, откровение за откровение. — С невозмутимым видом усаживаюсь напротив и двигаю к ней бутылку. — Делаешь глоток и говоришь то, что тебя беспокоит.

Аня сводит брови вместе. Смотрит то на стеклянную, то на меня.

— Ты первый.

Медленно толкает бутылку ко мне, а я лыблюсь. Еще один ангел на стороне павших. Прибыло на поле раненных.

— Хорошо. Я — плохой сын. — Делаю глоток и двигаю к ней Грааль грехопадения. — Сколько не пытался, не дотягиваю.

— Может, все не так. — Аня прикусывает губу, но все же двигает бутылку к себе с тяжелым вздохом. — Я — плохая невеста.

Делает глоток и кривится. Это мне заходит на ура, потому что уже который день спиртуюсь, а ее аж передергивает.

— С чего вдруг такие выводы?

Тяну наш переходящий приз к себе в ожидании ответа.

— Потому что сомневаюсь в том, что я хочу замуж.

— От этого ты не становишься плохой, Аня. — Усмехаюсь, покачивая бутыль, и смотрю, как о стенки ударяется янтарная жидкость. — Всем свойственно сомневаться.

— И дочь из меня так себе.

— О, признание вне очереди! — Улыбаюсь, глядя на то, как Анюта расслабляется и тянется к бутылке сама. — Что ж, тогда мне придется пить штрафную.

— Да, думаю, что мама хотела бы видеть меня другой. Более ответственной что ли.

— Очень знакомо. — Откидываюсь на спинку стула, пока девушка напротив жадно глотает алкоголь. — Вижу, общего у нас достаточно.

Кивает. Облизывает губы, которые от ее нервных покусываний стали красными и зовущими. Прокашливаюсь, чтобы отогнать грязные мысли, которые с ее появлением в моей жизни, стали навязчивой кармой.

— Наверное, поэтому мне хочется показать ей, что я уже могу быть ответственной. Всеми способами. Профессию я выбрала по своему желанию, но вижу, как она недовольна этим.

— Приносить людям радость, — пожимаю плечами, — если тебе нравится то, почему бы и нет.

— Как оказалось, профессия не котируется. С моей командой я еще что-то из себя представляю, а одна… — Аня шумно выдыхает, глядя мне в глаза. — Здесь я ничего найти не смогла.

— Может, стоит подобрать команду. Дело прибыльное.

Молчит. Вертит головой и пьет. Игра набирает обороты. Правила летят в топку. Пьянеем напару, сокрушаясь на жизнь. Успеваю запечатлеть в памяти, что Аня вовсе не хочет замуж. Пусть прямо не говорит. Я это ощущаю. На каком-то невидимом уровне мне идут сигналы. Радуюсь, как шизик. Мои откровения ограничены в отличие от ее излияния души. Когда видим дно бутылки, Аня поднимается и смеется.

— Мне пора. Теперь точно пора.

Встаю и стараюсь держаться ровно. Подхожу к ней, сталкиваясь взглядом с ее затуманенным. Кажется, трезвею. Сглатываю. Наклоняюсь слегка, потому что хочу притронуться и вижу, что она не против. Совсем. К черту жениха! Пусть лесом-бором в столицу топает!

— Нельзя…

Вертит головой, когда дотрагиваюсь пальцами до щеки. От тактильного контакта остатки разума теряю.

— Нельзя. — Механически повторяю, максимально сокращая расстояние между нашими лицами. — Но если очень хочется, то можно. — Шепотом выдаю прежде, чем впиться в сочные губы.

Аня

Я обмякаю в его руках. Словно кукла-марионетка. Руки безжизненно свисают по бокам, пока Дима прижимает свои губы к моим. Реальность до такой степени размазана, что я глотнуть кислорода не успеваю, да и не стремлюсь. Замираю, потому что кожу пронзает новое ощущение. Болезненно приятное. Как нега от полудремы.

Пытаюсь сопротивляться мычанием, но бывший босс подавляет меня. Углубляет поцелуй, не спрашивая разрешения. Может, я настолько пьяна, что не могу ему отказать? Или душа временно переселилась в чужое тело, позволяя незнакомому мужчине творить со мной что-то греховное?

Мозг совсем не соображал. Я повиновалась инстинктам и отвечала, потому что мне нравилось. До нехватки воздуха в легких. Их скручивало и жгло, но это приносило столько удовольствия, что я глухо стонала, наконец подняв руки и запустив пальцы в волосы Дмитрия. Невероятное чувство эйфории стукнуло в грудную клетку. Пробиралось глубоко под ребра к часто бьющемуся сердцу, которое, как птица, рвалось на части в последней попытке покинуть тюрьму.