— Трогай! — произнёс солдат, постучав по стеклу, разделяющему салон с водительским креслом. Мотор загудел, заставив автомобиль еле заметно задрожать. Спустя ещё секунду раздалось несколько громких хлопков, и машина медленно двинулась по улице.

— Из-за вас мы точно опоздаем, — тихо произнёс Байрон, не изменившись в лице. Даже на этом мягком кресле он сидел, поддерживая идеально ровную осанку.

Энжи отвернулась, уставилась в окно, наблюдая, как мачты кораблей, скрываются за крышами домов, украшенных яркими лампочками.

— Ничего, — весело произнесла она. — В конце концов, я принцесса и имею право немного задержаться. Да и потом, уверена, без нас никто не умрёт.

Иль’Пхор умирал.

Аллек Болло, которого подчинённые называли капитаном, невольно вздрогнул, когда Сейлон Хар Олси произнёс это со сцены. Мэр сказал это громко и чётко, а затем замолчал, давая гробовой тишине поглотить главную площадь города. Несколько долгих секунд все молчали, и лишь затем по прибывшей на праздник толпе, разошёлся тихий ропот.

Будто собираясь добавить моменту значимости, вдалеке зазвонил колокол городского собора, сообщающий, что зима наступила.

Аллек отошёл на шаг, натянув верёвку, и чуть было не выронил крошечное лезвие, которое прятал в руке всё это время. Несмотря на то, что объявление не стало для него неожиданностью, на секунду момент поглотил его, и реальность немного отдалилась, давая ему забыть о своём нынешнем положении.

Капитан в светло-серой тюремной робе, стоял на огромной сцене.

Ближе к зрителям декламировал свою речь мэр Олси, который теперь пытался утихомирить возмущённую толпу. Рядом с ним устало переминались с ноги на ногу два его сына, положив руки на эфесы мечей, висящих на поясе. Аллеку же досталось не менее прекрасное место для наблюдения. В глубине сцены, среди ещё десятка человек, в точно таких же робах, со связанными руками. Среди пленников, осуждённых на смерть.

Поднимаясь на помост, капитан надеялся, что его пламенная речь будет изюминкой вечера, и мэр Олси отлично подогрел толпу. Что ж, тем лучше для Аллека. Чем больше люди будут напуганы, тем охотнее они воспримут правду. Беспокойство и паника сегодня могут помочь ему больше, чем безмятежная радость праздника. Оставалось лишь действовать по собственному плану.

Процесс перерезания верёвки — первый пункт этого плана — всегда казался Аллеку делом бесхитростным. Подставить острое лезвие под правильным углом; пошевелить руками, приложив силу; вовремя разорвать верёвку — ничего сложного. Героям его любимых книг удавалось подобное без труда. Но теперь, когда жизнь самого капитана оказалась в опасности, справиться никак не получалось. Верёвка не поддавалась и сползала с лезвия, натирая вспотевшие руки, и, казалось, не собиралась рваться. В какой-то момент, Аллек даже задумался, не в лезвии ли дело, однако дотронувшись до кончика пальцем, он почувствовал резкий укол щекочущей боли, и все сомнения отпали.

Кроме борьбы с никак не желающей рваться верёвкой, огромных усилий требовало не уронить выскальзывающий из пальцев острый кусочек металла. Капитан и другие заключённые были связаны в общую вереницу, и стоило хоть одному из них пошевелиться, канат начинал судорожно болтаться, то натягиваясь, то расслабляясь. Каждое движение приходилось вымерять очень аккуратно, что было сложно сделать в таком неудобном положении.

Аллек прикусил губу, вновь надавив на лезвие, следя взглядом за тремя солдатами, которые важно расхаживали по сцене. Они казались не слишком сосредоточенными на охране заключённых — большую часть внимания отвлекал сейчас на себя мэр — однако хватит и одного неверного движения или косого взгляда, чтобы план Аллека закончился, едва начавшись.

Пока капитан, пользуясь каждой отведённой ему секундой, пытался справиться с верёвкой, мэр Олси успокаивал толпу. Люди кричали, возмущались, и на сцену уже начинали лететь всевозможные предметы. Толпа накатывала, как волна, будто бы собираясь раздавить всех присутствующих. Аллек увидел, как солдаты, которых было довольно много на площади, стали постепенно собираться возле сцены, отгоняя от неё особо рьяных жителей города. Рядом с капитаном разбилась брошенная кем-то глиняная чарка, а ещё одна чуть не угодила в самого мэра Олси.

В конце концов, солдаты в красных плащах прорезали толпу, будто лезвие ножа, и выстроились перед деревянным основанием сцены. Люди начинали медленно отступать. Волнения отвлекали солдат от пленников, и это было на руку Аллеку, однако он боялся, что, рано или поздно, в ход могут пустить огнестрельное оружие, и тогда толпу будет не остановить. Мешкать ему было нельзя. Мэру нужно было отвлечь людей от плохих новостей и занять их чем-то другим. А, как известно, ничто не отвлекает людей лучше, чем казнь.

Аллек сглотнул кислую слюну, представив, как верёвка обхватывает его шею, а затем вздёргивает над площадью на потеху толпе. Руки сами собой задвигались быстрее, но пеньковая ткань продолжала сопротивляться. Аллек чувствовал, как паника подступает к горлу, однако поддаваться ей было нельзя. На площади есть люди, которые верят ему. Верят в него. Он обещал позаботиться о них, обещал им лучшее будущее. И теперь, он не мог отступить.

Подул прохладный ветер, пошевелив парню волосы. Капля пота слетела с его носа и плюхнулась на деревянный помост. Аллек резал, резал, старался что есть мочи, и вдруг ему показалось, что верёвка поддалась. Он резко дёрнул руками — не сильно, чтобы не порвать ткань полностью, а просто проверить её на прочность — но она лишь обожгла руки. А в следующий миг заключённый слева от Аллека развернулся, натягивая трос до предела, и лезвие вылетело из рук капитана.