В Александрии мы с Волей устроились очень хорошо. Мне не надо было знать ни кухни, ни стирки. Вся моя работа и все мои заботы были посвящены мальчику. Он был еще мал, чтобы учиться читать. Но многому и очень многому научился с моих слов.

Хуже пришлось Ивану Петровичу. Как ни хорошо устроилась его жизнь у Симановских, он сильно тосковал. На Рождественские праздники он приехал к нам, и мы вволю повеселились. Затем еще раз пережили мы разлуку до летних каникул. На лето же Иван Петрович опять приезжал к нам.

Наконец осенью мы уже все вместе поехали в Петербург. Сын к тому времени вполне поправился. Мальчика нельзя было узнать. Такой он стал краснощекий и сильный. Нам посчастливилось. Наша прежняя квартира на Гагаринской набережной оказалась свободной, и мы перевезли туда из склада всю нашу незатейливую мебель. Казалось, жизнь вошла в спокойные берега. Но не тут-то было! Иван Петрович стал плохо себя чувствовать. Приходя из лаборатории, он ложился на диван и просил даже подавать ему на диван обед. Он избегал всяких лишних движений и быстро утомлялся. Не могу сказать, кто из нас больше мучился – он ли, я ли, глядя на его страдания. Бедняжка, он думал, что у него табес (спинная сухотка)97, и что он покинет нас.

Иван Петрович решил по утрам брать холодные ванны. Понятно, ванны при квартире не было. На чердаке нашли старую ванну матери Ивана Петровича, поставили ее в кухне. Я ее тщательно вычистила песком и золой. Приладили резиновую кишку к крану для наполнения ванны водой. Но для выливания ничего нельзя было придумать, и мне приходилось выливать воду кувшинами.

Все это продолжалось вплоть до весны. Иван Петрович уверял, что холодные ванны действуют на него великолепно. Я же была в безумном восторге, что прекратились разговоры о табесе.

Вот в эту-то зиму и произошло приключение с назначением Ивана Петровича в Томский университет. Ожидали, что он будет профессором в этом университете. Мы и все наши приятели были уверены в назначении, как вдруг узнали, что вместо Ивана Петровича назначен в Томск весьма заурядный физиолог Великий99. Не скрою, что я была кровно оскорблена этим и назвала старенького министра Делянова старым дураком.

Случилось, что в это же самое время получила я письмо от моей матушки, которая вновь была начальницей в Бердянске. Она просила меня побывать в Министерстве и узнать, как обстоит кляузное дело с каким-то доносом на нее.

Когда я заявила Ивану Петровичу, что поеду в Министерство, он удивился и серьезно отговаривал меня от визита.

Я все-таки поехала. Министр был один. Меня пригласили к нему в кабинет. Толстенький, старенький человек с добродушной улыбкой на мой привет:

– Здравствуйте, Иван Давыдович! – протянул мне руку и любезно предложил сесть.

– Чем могу служить, – спросил он меня.

– Я приехала по кляузному делу моей матушки.

– В чем же оно состоит?

– Моя матушка – начальница женской гимназии в Бердянске, где очень и очень много сплетен. Вы позволите вам говорить правду?

– Прошу, прошу.

– В гимназии у матери служит одна учительница, состоящая любовницей городского головы. Пока она не афишировала этих отношений, мать не вмешивалась в ее личные дела, но после того, как учительница стала подчеркивать свое привилегированное положение и этим роняла престиж заведения, то матушка сделала ей выговор, чем и вызвала к себе враждебное отношение. Вот за это на матушку был послан донос к вам в министерство. В чем состоит этот донос ни матушка, ни я не знаем. Мы уверены в его полной несправедливости.

– Обещаю вам, что лично рассмотрю дело вашей матушки.

– О, Иван Давыдович! Это меня нисколько не утешает.

– Почему?

– Да потому, что недавно, лично вы, вместо моего мужа Ивана Петровича Павлова, – солидного ученого с самостоятельными серьезными трудами, с заслуженной репутацией, назначили в Томск неизвестную величину – Великого. Это показывает, что вы ничего не понимаете в этом назначении. Да ведь физиология – не ваша специальность. Такие люди, как мой муж, представляют собой соль земли, без них немыслим прогресс, без них жизнь была бы серым гнилым болотом!

С удивлением улыбнулся министр и сказал:

– Жаль, что вы раньше не пропели дифирамбы вашему супругу. Очевидно, и вы просолились около него, раз он соль земли!

– О нет! Я не могу летать под облаками. Довольно, если из меня выйдет добронравная супруга и добродетельная мать.

Весело улыбаясь, министр пожал мне руку и оказал:

– А я все-таки лично рассмотрю дело вашей матушки.

– Спасибо. Только, пожалуйста, уведомите меня о вашем решении. Мой адрес у вас записан при входе. До свиданья.