Шрифт:
Личную визитку.
Невольно кошусь на Игната, но тот смотрит на все это с равнодушным видом.
– Хорошо, спасибо, – не сразу, но забираю предложенное, пряча ее в карман куртки.
– Забирай своего пса и помоги матери его в машину усадить. Я пока расплачусь, – предлагает Орлов ребенку.
– Я сама расплачусь, а потом заберу пса, – не соглашаюсь с ним, глядя исключительно на Артема Дмитриевича.
Тот кивает и приглашает меня к стойке с терминалом. Правда, мне удается сделать всего полшага в указанном направлении. Мое запястье перехвачено. А я сама – одним рывком притянута в сторону. Вплотную к Игнату. Фактически впечатана в него. Вместе со словами мне на ухо:
– Я. Сказал. Иди. В. Гребанную. Машину.
Голос – тихий и низкий. Вибрирующий. Бьющий по моим нервам, скручивая и вместе с тем вытягивая их в напряженные струны, которые не рвутся только чудом от посланной по ним скрытой угрозы. И мне бы испугаться, послушать его, сделать, как он говорит, но на деле я замираю и впитываю в себя эту эмоциональную мелодию, несущую с собой самое настоящее бедствие. Смотрю в потемневший взор, а мыслями снова переношусь в вип-комнату с тремя ублюдками, откуда он меня вытащил. В тот миг в его глазах тоже царила непроглядная ночь, напугавшая почти до истерики, прежде чем я поняла, что он пришел помочь, а не «добить».
– Пошла, – добавляет Игнат.
Но не отпускает. Сперва запускает руку в карман моей куртки и забирает визитку, которую комкает в кулаке. После этого только отталкивает от себя.
На этот раз я даже не думаю спорить. И не жду, когда мне приведут нашего нового родственника. Иду за ним сама, игнорируя непонимающий взгляд ветеринара. А когда возвращаюсь в коридор, того уже нет. Как и Игната. Только Максимка. При виде меня он подрывается с места.
– Игнат с доктором ушли в другой кабинет. А я вас с Лаки жду, – сообщает довольно и тут же переключается на собаку. – Ты ведь не против быть Лаки? – спрашивает у него и смеется, когда получает в ответ облизывание лица.
– Ну, все, дома наобнимаетесь, после того, как отмоем нашего красавчика, – одергиваю обоих, а Лаки вовсе к себе подтаскиваю за выданный поводок.
Тот на удивление послушно замирает.
– Умница, – хвалю его, потрепав между ушей, и направляюсь к выходу.
Максим тоже хватается за поводок и идет рядом. Так мы и достигаем нужного нам автомобиля. Жаль, я даже подумать о побеге не успеваю, как следом появляется Игнат. Ожидаю, что он до сих пор зол, как тысяча чертей, но все намного хуже. На его лице застывает ничего не выражающая маска, хотя в глазах – чистая ярость. Я снова внутренне напрягаюсь. И не зря.
– Макс, ты пока в машине посиди, я твоей мамочке пару слов скажу, ладно? – спрашивает, но в дозволении не нуждается, ловко захлопывая дверцу за ребенком и псом.
Я остаюсь на улице. Прижатая к этой же самой дверце. Как в капкане. Одна рука Орлова плавно опускается на капот. Другая – забирается мне в волосы, скользит по шее, к затылку, крепко обхватывает и вынуждает запрокинуть голову выше. И в этот раз проявившиеся на коже мурашки не имеют ничего общего с удовольствием. Страх. Дикий. Безотчетный. Пронзающий каждую клеточку моего тела. Как и его дальнейшее предупреждение.
– Будешь со мной и дальше в игры играть, я тоже начну. И поверь, дочь прокурора, тебе это совсем не понравится, – произносит сухо, почти безразлично, хотя во взоре лютая буря бушует. – Хоть сто раз своего папочку умоляй о помощи, со мной это не прокатит, уяснила?
Хочется спросить, что же такого я сделала, но молчу. Просто согласно киваю. В конце концов, что такое гордость, когда до нашего с ним расставания остается совсем немного? А там позвоню отцу и… что будет дальше стирается из разума вторым предупреждением.
– Сейчас я вас домой отвезу. Утром на работу придешь. Задумаешь свалить, или еще какой-нибудь номер выкинешь, я тебя вычислю. Хоть из-под земли достану. Даже на краю света. И тогда не буду таким понимающим и вежливым. Это тебе, надеюсь, тоже вполне понятно? Или разжевать подробнее?
Киваю согласно на первую часть сказанного и тут же отрицательно мотаю головой на последний вопрос. Ну а что тут еще скажешь? Объясняет Игнат доходчиво. Даже очень. А я еще не совсем дура, чтобы спорить с разъяренным мужиком. Пусть сперва успокоится. А там – по обстоятельствам. Хотя он и тогда не отпускает. Просто стоит и смотрит мне в лицо, не позволяя самой отвернуться. И чем дольше смотрит, тем больше я снова погружаюсь в знакомый мне транс с картинами прошлого. Нежнейшие касания, поцелуи, успокаивающий шепот – все это и больше. Даже боль первого раза остается чем-то невзрачным. А затем… мой номер на мужской руке, его слова о том, что теперь я только его, обещание перезвонить, тест в моей ладони через несколько недель и фотографии из его дела. Последнее и приводит в чувства. Я вновь возвращаюсь в реальность, где слышится его новый вопрос.
– Где? И когда? Я тебя, бл*дь, совсем не помню.
Его ладонь на моем затылке сдавливает сильней.
– Может это и не я тогда, а ты просто девушкой ошибся? – предполагаю тихонько.
И в этом уже моя ошибка.
– Ты, кажется, них*ра не усвоила урок, дочь прокурора, – в его голосе проскальзывает сталь, а ладонь смещается с затылка на горло, и снова давит, но теперь уже иначе, затрудняя дыхание. – Прекрати еб*ть мне мозги. Правду говори. И не играй со мной.
Правду? Я едва не смеюсь. Он сам понимает, как глупо звучат его эти слова?