— Здесь есть нормальные люди? — неожиданно спросил Винд.

Я пожала плечами.

— Разве что старпом, — я обернулась и взглянула на Хока, который, прищурившись, наблюдал за нами, — хотя и он не без второго дна… Так вы остаётесь?

— Нам бы хотелось остаться, — признался Ис. — И если вы не против…

— Проблема не только в этом, — перебил Лин. — Я не хочу, чтоб нас боялись.

Он выразительно оглянулся вокруг.

— Привыкнут, — пожала плечами я. — Тут боязливым вообще не место. Так как?

— Мы остаёмся, — наконец, кивнул он.

— Отлично.

Я поднялась и обернулась. Со всех сторон на нас заинтересованно поглядывали.

— А почему так тихо? — спросила я. — Где музыка?

— Сейчас будет, — усмехнулся Лин и, поднявшись, направил указательный палец в сторону сенсорной панели. Раздался сухой треск электрического разряда, панель замерцала неоновыми огнями, и по залу прокатился ритмичный перестук ударных, вслед за которым хлынула волна гитарных переливов.

— Совсем другое дело, — проговорила я и, кивнув ему, направилась к своему столу.

— Ну и?.. — поинтересовался Хок результатом нашей беседы.

— Порядок, — сообщила я. — Мне удалось уговорить их остаться.

— Представляю, как это было нелегко, — проворчал он. — Они ж нарасхват везде, где нужно с минимальными энергозатратами расчистить место под строительство космодрома. Но нельзя ж выкидывать офицеров на пирс только потому, что они представляют собой стихийное бедствие.

— Взгляни на это с другой стороны, и ты поймешь, как здорово, что они остаются, — рассмеялась я.

— С какой стороны, и что я увижу?

— Со стороны ледяного поля, дружок. И ты увидишь, что эти трое — наше секретное оружие, при наличии которого потеря внешней орудийной системы уже просто не имеет значения.

Хок задумчиво посмотрел в их сторону и, наконец, кивнул.

— С этой точки зрения, они, и правда, на редкость симпатичные ребята.

Тучи над равниной постепенно рассеивались и лёд таял. Вскоре перед нами лежала влажная тёмная степь, над которой в золотистом небе медленно проплывали в даль лёгкие белые облака. Ещё немного, и ничто не будет напоминать о недавней буре. Город вдалеке напряжённо молчал и, на сей раз, я действительно чувствовала это напряжение. И дело было не только в том неожиданно мощном отпоре, который мы дали армии монстров, а в чём-то ещё. Мои чувства обострились, и интуиция то и дело подкидывала странные догадки, а это значило, что поединок не за горами.

Однако я помнила, что время поединка назначаю я, значит, всё в моих руках. Я полагала, что контролирую ситуацию. Это позволило мне сосредоточиться на тех вопросах, которые возникли у нас в связи с появлением на звездолёте трёх беглецов. Рассказ Гедиминаса Цилиниса заинтриговал меня, но в чём-то он, безусловно, был прав. Из застенков Белого Жреца сбежать было совсем не просто.

Виталий Никитин полностью подтвердил правдивость рассказа слепца. В личности лейтенанта у нас сомнений не было. Кибер без труда идентифицировал его по отпечаткам пальцев и рисунку сетчатки глаза.

Он быстро привёл себя в порядок и явился ко мне после обеда во всём блеске. Форма сидела на нём как влитая. Он был высокий и слегка худощавый, хотя, может быть, исхудал во время заключения. У него были правильные черты лица, светлые глаза, которые отливали то яркой зеленью, то голубизной, и золотистые волосы. Правда, на снимке в досье он был брюнетом, но это ничего не значило. О красках для волос в наше время знают не только парижские модницы.

Никитин рассказал, что его и сержанта Иону Белогурову держали в подземелье, изредка выводя на допросы. Впрочем, скоро стало ясно, что захватчиков не слишком интересуют какие-либо секреты Объединения Галактики. Им больше хотелось сломить волю пленников. Дакоста, осмотрев лейтенанта, подтвердил, что на его теле остались следы многочисленных и разновременных побоев. Однако молодой пилот оказался крепким орешком и держался твёрдо. Наверно, потому его и перевели в каменный мешок, где он просидел в одиночестве очень долго.

— Ещё какие-то меры воздействия к вам применяли? — спросила я.

— Да, — кивнул он, поморщившись. — Какой-то звук, который выворачивал наизнанку. Если б он был раз в тысячу помягче, я бы назвал его вкрадчивым. А так он просто врубался в меня со словами утешения. На мне итак не было ни одного живого места, а тут что-то про избавление от боли… Я просто озверел, орал, затыкал уши и кидался на стены. Мне просто хотелось собственным криком заглушить это… Оно вибрировало в каждой клетке тела, и я чувствовал, что, ещё немного, и сойду с ума. Потом потерял сознание. Когда очнулся, было тихо. Потом меня снова перевели в тот же подвал, где сидела Иона. Ей тоже досталось, она почти не приходила в себя, только стонала и плакала. Потом к нам посадили Гедиминаса. Он ухаживал за ней, заставлял ее есть и пить. И однажды дверь камеры вдруг оказалась открыта. Дальше всё было, как он рассказал.

— Что скажете о предмете, который он передал нам?

— Ничего. Я сразу сел за штурвал спидера, а он с Ионой сзади. Он сказал, что что-то нашёл, но мы уже удирали от города в вашу сторону. Мне было не до таинственных предметов.

Я отпустила его и пригласила к себе Гедиминаса Цилиниса. Мы также попросили его приложить руку к планшетке идентификатора и направили ему в зрачок камеру. Кибер вскоре выдал ответ, который меня несколько удивил. Выяснилось, что Цилинис в течение более двадцати лет работал помощником по научной части и космонавтом-исследователем на звездолётах Европейского космического агентства, читал лекции в Сорбонне и Кембридже, имеет научные степени в областях астрохимии, физики излучений и прикладной психологии. Пять лет назад вышел в отставку и покинул Землю.