Я надеялся поступить проще, и весь мой план, моя свобода, зависели от его желания защитить семью. Теперь мне нужно пересмотреть свой следующий шаг.

Я едва толкнул дверь и переступил порог, когда Раф прочищает горло позади меня, заставляя меня остановиться. Я не оглядываюсь, ожидая увидеть, был ли это намеренный звук, моя ладонь на одном уровне с замысловатым дубом передо мной.

— Что… — Он замолкает, и я поворачиваю голову в сторону, глаза

фокусируются на стене, где висит массивная копия Давида Микеланджело, сочетающая религию Рафа с тем, что он презирает больше всего: искусством.

Вот что вселило мятежный ген в его дочь.

И привело ее ко мне.

— Не трать мое время, Риччи, — предупреждаю я, начиная терять

терпение из-за тишины, последовавшей за его половиной предложения. Я перехожу границы дозволенного, но знаю, что он ничего с этим не сделает.

Как можно управлять Смертью, когда она знает каждую твою слабость?

Выдохнув, он пытается снова.

— Ты мог бы защитить ее.

Моргая, мой желудок сжимается, как тропический шторм, я делаю шаг назад и закрываю дверь, медленно поворачиваясь к нему лицом снова. Я бросаю взгляд на фотографию на его столе, чувствуя, что на мгновение теряюсь в ее пристальном взгляде цвета капучино, прежде чем кивнуть.

— Мог бы.

Он постукивает пальцем по подбородку, затем опускает обе руки на стол, задумчиво покручивая кольцо на большом пальце.

— Что будем делать с Матео? Он не отдаст ее без боя.

Удовлетворение поселяется в моем костном мозге, вызывая головокружение. Почти опьяняющее.

— Я позабочусь о нем.

Глаза Рафа сужаются, снова изучая меня, и он цвыкает зубами; сосущий звук — шок для моей системы, триггер, которого я не ожидаю, и тревога наполняет мою кровь, прежде чем у меня появляется шанс ее контролировать.

Реакция последовала незамедлительно, и ее актуальность возрастает по мере того, как он продолжает чистить виниры языком. Мои плечи напрягаются, мышцы сжимаются, когда яростная потребность прекратить звук захлестывает меня, затуманивая зрение.

И на мгновение я вижу, как он обмяк в кресле с пулевым ранением, разрывающим плоть и кости на лбу. Вижу себя покрытым его кровью, когда срезаю хрящи и кожу с его ушей, собирая их, как фермер, приносящий овощи.

Его голос отрывает меня от этого эпизода, и я выныриваю, отгоняя навязчивую мысль, пока мое тело пытается приспособиться к реальности.

— Я знаю, что ты ничего не делаешь для меня бесплатно, — говорит

Раф. — Чего ты хочешь?

Глубоко вдыхая, впитывая аромат несвежих сигар и дорогого ликера, я подавляю угрожающую ухмылку на своих губах. Мой пульс учащается, облегчение сменяет порыв насилия.

Мои мысли возвращаются к стихотворению, которое я когда-то оставил Елене, обещание и угроза в одном флаконе.

Я просто не знал этого в то время.

Он, почти в одно мгновение, увидел ее, оценил ее, взял ее: так

быстро, как скоротечна любовь.

Изнасилование Прозерпины.

Не любовь, а нечто гораздо более зловещее и смертоносное, в данном случае.

Я думаю о фотографии, прожигающей дыру в моем бумажнике — карие глаза, такие же, как у меня, длинные черные французские косы. Боль вспыхивает в моей груди при мысли о ней, подтверждая мое решение, когда я вспоминаю о том, кто за этим стоит.

Если я хочу получить хоть один шанс на отношения с моей давно потерянной сестрой, это единственный способ.

Встречаясь взглядом с Рафом, я поднимаю брови.

— Душу Елены.

ГЛАВА 2

Елена

Большинство девочек, которых я знала в детстве, фантазировали о свадьбах своей мечты.

Моя младшая сестра Ариана мечтала о мягких пастельных тонах и девственно-белом цвете, несмотря на то, что была совсем не такой. Годы занятий балетом означали, что она точно знала песню и танец, на которые пригласила бы нашего папу, и выглядела бы при этом потрясающе.

Даже Стелла — самая младшая и умная дочь Риччи — писала меню на листе бумаги, используя его в качестве закладки для своих учебников.