– Вы мало рассказывали о своей жизни в Германии до этого – заметил Марк и выражал таким образом явный намёк на то, что эта тема ему интересна.

– Да, простите меня за это – с учтивостью произнёс Генрих – Я не хотел об этом говорить в тот момент, когда в доме было слишком много лишних ушей. Понимаете, многие за спиной склонны обвинять меня в чёрствости и педантичности, а также ортодоксальном консерватизме в вопросах политики. Находясь в Германии, с последним было сложнее всего, но даже здесь мне это причитают. Боюсь, что существует мнение, что это влияние моего детства в Германии, поэтому я не стремлюсь лишний раз поднимать тему моего прошлого. В наши дни не пристойно работать с людьми, взгляды которых противны большинству.

– Я вас прекрасно в этом понимаю!

– Навряд-ли в полной мере. Понимаете, одной из причин моего переезда было то, что на родине мне недвусмысленно намекали на то, что мне стоит умерить пыл в моих высказываниях. Вы читали мои работы? Я думаю, что нет. Они не переводились на русский язык, но в самой Германии подверглись обильной критикой. Прозвище «Пуританина» закрепилось за мной по обе стороны Эльбы, по этой причине проживать более в тех местах я не желал. А в России у меня были давние родственники. Да и, несомненно, при наличии многих проблем в России, конкретно свои мысли я мог бы высказывать здесь спокойно – Генрих ненадолго замолчал и задумался – Но это оказалось не совсем так.

– Да, вы прознали человеком ортодоксальных взглядов. Даже я, далёкий до нынешнего момента от вашей семьи, слышал слухи, которые о вас ходят. Работать с вами опасно, ибо ваша репутация «пуританина» заразительна. В моём агентстве многие были знакомы с вашими старыми работами и не всегда отзывались о них в добром ключе. Но не удивительно – вы критикуете глобализм, а они за счёт него зарабатывают.

– И правда – посмеялся Генрих – Но поймите и меня, всё в нашем мире формируется не просто так. Вот и я стал таким, какой я есть, по вполне естественным причинам и, уж поверьте, в полном сознании. Но и в Вас я вижу человека, которому не чужды подобные взгляды. Вы до сих пор не попытались получить преимущества от знакомства со мной, а ведь наша семья очень богата и её покровительство хоть и принесло бы дурную славу, но помогло бы вам финансово. Более того, я заметил, что вы подметили для себя работы Бёрка, Эволы – в «приличных кругах» их не упоминают, а вы проявили скорее интерес к ним. Вы, смею предположить, и сами консерватор?

– Вы правы – твёрдо ответил Марк – Я понимаю то, о чём вы говорите, и всё же вы вновь преувеличиваете. Да, о Вас говорят, как об ортодоксальной личности, но это не означает негатив. Мир я считаю не чёрно белым, а вполне себе многогранным. Люди больше всего говорят о вашей отстранённости, чем о ваших взглядах.

Помолчав некоторое время, Генрих произнёс громко:

– Прошу всех собраться и пройти к саду, погода портится и нам явно стоит поспешить, чтобы не потерять возможность насладиться тихим зимним вечером до того, как пойдём снег или, что ещё хуже, метель. Я не хочу, чтобы вы испытывали неудобства.

С этим они медленно покидали дом и вышли во внутренний двор, который весь был отдан под сад. В это время года, разумеется, он не цвёл, но в нём присутствовало множество деревьев и искусственного озеленения, из-за чего даже в зимние дни было ощущения ранней или поздней весны, а значит постоянной свежести. В этот раз, не доходя до фонтана, Анна вновь подхватила Марка и попросила прогуляться с ней в стороне. Отойдя от остальных участников, она, немного помолчав, решила рассказать немного об этом месте и о прошлом.

– Этот сад, как я уже говорила, мне тоже напоминает парк, но только тот, что был в Баварии. В детстве, будучи ребёнком, я в нём проводила большое количество времени. Брат к тому моменту был чуть постарше меня и его интересовали другие игры, а я же любила просто гулять между тремя маленькими прудами и наблюдать за птицами и разными зверюшками, что обитали там. Там было много деревьев, и множество людей ходили в тех местах даже просто ради того, чтобы посмотреть на это. Быть может, Генрих вам ещё об этом не говорил, но друзей у нас в то время было не много. И я сейчас не про конкретных людей, с которыми мы могли общаться, а про людей, которые были бы близки к нашей семье. Я не могу назвать никого «другом детства». Мы с братом, как правило, играли вместе, а потом он вырос, и я осталась буквально одна – несмотря на не самое радужное описание, она улыбалась – то были хорошие годы, но со временем что-то стало резко меняться. Не в стране, как я сейчас понимаю, а конкретно у нас. Мы тогда жили в старом доме – он был один из немногих в нашем городе, выполненном в Георгианском стиле. Таковым построил его ещё мой прадед, но не важно. Сейчас и этого дома уже нет, и ближайших к нему строений – тоже. Те несколько человек, которых вы, вероятно, не знаете – это тоже выходцы из нашего прежнего города, но они не немцы. Такие же мигранты, в своё время, как и мы сейчас. Мой брат говорит, что они тех же взглядов, что и мы, поэтому часто приходят и «сочувствуют» нашему положению. Но я не верю в то, что мир просто стал настроен против определённых людей. Просто мой брат не умеет замечать то, что лежит на поверхности, но любит подмечать, как он выражается, «глубинное». Знаете, ведь это я распорядилась обустроить так этот сад. Всё в нём воссоздаёт в миниатюре то, что было в парке, разве что без прудов. А он этого и не заметил, пока я прямо на это не указала. И всё, что я вам сейчас рассказываю – это тоже не просто так. – после этих слов Анна сделала паузу, как бы выжидая, какая последует реакция.

– Вы как будто вводите меня в курс дела и думаете о чём-то попросить – с улыбкой подмечает Марк

– Да, не сочтите за навязчивость, но мне правда нужна ваша помощь. Последний год Генрих уж слишком угрюм. Он редко покидает дом в целом, а если и желает пройтись, то выходит сюда. Вас же он принял в часть тех людей, кто могут остаться и отпраздновать его день рождение в небольшом кругу друзей. Это значит, что он вам по той или иной причине доверяет. Признаюсь, и я в Вас вижу нечто благородное или, быть может, скорее загадочное, что отличает вас от других людей. Вы новое лицо у нас и, если вы найдёте общий язык, то вполне можете как-то повлиять на Генриха. Мне не хочется видеть, как он чахнет в своём же доме, не реализовав все свои таланты, которыми он, несомненно, обладает.

– Я… немного не этого ожидал – с удивлением отметил Марк – Я не мастер убеждать людей, оттого и занимаюсь лишь кураторством печатного агентства, но если вы настаиваете, я могу с ним поговорить на этот счёт.

– Я не прошу Вас его в чём-то убеждать, просто… поменяйте его взгляд. Он видит, что вы в сущности исповедуете те же взгляды, что и он, но вы как будто живёте и принимаете жизнь, а вот он её принять не может, а оттого страдаю и я вместе с ним.

Последние слова она произнесла особенно эмоционально. Это было, когда они оба подошли к центру сада, где были остальные люди. Ганс даже повернулся с вопросительным выражением лица, но Анна дала своим взглядом понять, что всё в порядке.