Водитель вопросов не задавал и сам не отвечал на наводящие вопросы. Въехали во двор, остановились возле углового подъезда сталинской пятиэтажки. Квартира находилась на первом этаже. Водитель открыл дверь своим ключом и передал меня Виктору с рук на руки. Тот обрадовался.

– Привет, заходи!

Мы обосновались в одной из комнат, оборудованной под кабинет пыток, поскольку был слегка испачкан кровью.

– Ничего не забыл?

– Такое не забывается. А что случилось?

– Шеф сейчас придёт, у него и спрашивай.

Появился мужчина в штатском, напоминающий капитана мушкетёров при дворе Людовика 14-го. Он сразу обратился ко мне.

– Добрый вечер, доктор, – сказал он, хотя на дворе давно стояла добрая ночь, – прошу прощения за беспокойство. Я начальник отдела борьбы с организованной преступностью, вот моё удостоверение… Я введу в курс дела. В общем, так… Только что мы закончили операцию, в результате которой задержаны несколько человек. И один из них немного пострадал. Чистая ерунда. Только в изолятор не принимают. Считают, требуется стационар. А с ним, между прочим, работать нужно. Начальство подгоняет. В стационаре, сами понимаете, какая работа? Да ещё охрана нужна, в туалет водить. Мне где взять охрану, когда в отделе всего шесть человек? Короче, доктор, нам нужна ваша справка.

– Ясно, – ответил я. – Только у меня маленькая просьба: разрешите его осмотреть.

Вообще, сидя в белом спецавтомобиле, я уже сообразил, о чём, скорее всего, пойдёт речь, но дал себе зарок – не оформлять никаких бумаг не понимая, что за ними стоит. Вернее, кто. Как я и думал, Виктор слегка занервничал:

– Кого там смотреть-то? У него ничего нет особенного, я уже смотрел.

– Но шеф согласился:

– О чём речь, конечно можно.

Я надел халат и вошёл в соседнюю комнату, сопровождаемый оперативниками со всех сторон, и на полу увидел богатыря, лежащего в произвольной форме, поскольку принять форму непроизвольную ему мешали полицейские браслеты, ограничивающие его подвижность в точности так же, как бычья шея не позволяла ему навести на меня одинокий глаз, тогда как соседний оптический орган был совершенно залит подкожной орбитальной гематомой. Я достал из кармана чистый бинт, приложил к нему перекись и убрал с лица потерпевшего лишние кровяные сгустки. Обнажилась рваная бровь и печать на лбу, скорее, отпечаток, соответствующий по размерам и по форме тыльной стороне рукоятки служебного армейского пистолета.

Когда я попытался разлепить веки, чтобы осмотреть его глазное яблоко, терпила взвыл.

– Слышь, кореш, что ты творишь?! Озверел, что ли?!

– Тихо лежи, – прикрикнул я. – Глаз твой осматриваю.

– Так мне же больно!

– А ты, что, ни разу людей не бил?

Богатырь примолк.

– Чего молчишь? – спросил я. – Бил?

– Доктор, – вступил в разговор начальник отдела, – он людей, кстати, велосипедными цепями бил. Чтобы не так утомительно.

– Им, по-твоему, не больно было?

Ответа не последовало.

– Терпеть будешь?

– Буду, – промычал он.

Анестезия окончилась. Я уточнил:

– Врача видишь?

– Вижу…

– Сколько врачей?

– Один всего…

– Это радует…

Удалось уточнить, что кости целы, воздух не крепитирует, ликвор не истекает.

– Значит здоров, – заключил я. – Пройдёмте в кабинет. А ты лежи, хулиган, тебе ещё рано. Отдыхай.

За дверью Виктор, накрывая небольшой банкет, пожурил меня:

– На кой чёрт ты к нему так близко подошёл, и кто тебя просил? Мы вчетвером его еле свалили…

– Зато теперь мы с диагнозом, – бодро заявил я, выписывая справку о том, что данный гражданин в специальном изоляторе содержаться может без каких-либо ограничений.

Из сейфа появился мой гонорар, а по окончании фуршета тот же «Вольвак» доставил меня к дому. Но продолжение последовало очень скоро, опять же в выходной мой день. Мне позвонил Владимир, ответственный дежурный по району. С трагическими нотами в голосе произнёс:

– Доктор, нам очень нужна ваша помощь. Да. И чем скорее, тем лучше.

Я собрался быстро, как мог, взял портфель с бланками и печатью, в скором времени появился в РОВД. Владимир встретил меня и провёл мимо клеток с вопиющими узниками в кабинет дежурного персонала. Но кабинет был пуст.

– Что случилось? – спросил я.

– Ужас, – ответил Вова, роясь в шкафу. Что-то звякнуло, на свет явились две бутылки азербайджанского портвейна. Владимир протянул их мне.

– Помогай, брат, – сказал он. – Сил никаких уже нету.

– Это откуда?

– Ты не поверишь. Всю ночь мы ловили одного мотоциклиста – представь, мужик в трусищах, сапожищах, без шлема на мотоцикле с коляской! Во, картинка! Он в нашем районе, главное, то в одном месте появится, то в другом – мы никак не успевали. А прихватили его в парке 9 января, на клумбе, он там забуксовал и заглох. Весь прямо в ноготочках! Красавец! Завестись ему мы не дали, он у нас отдыхает, но главное в том, что у него при досмотре оказалась полная коляска портвейна! И никаких документов! Что за бормотуха, откуда… Короче, пришлось её конфисковать. А сверху приказали – уничтожить. Вот мы и уничтожаем, что делать…

– Качество проверяли?

– Проверяли! У нас отпущенных было двое, ну, за мелкое хулиганство. Сначала они проверили. Сказали – качество высокое. Ну, и мы потом. Первые – убойный отдел.
– Порядок! До сих пор живые. И мы все поучаствовали. Порядок, ты даже не сомневайся. Фирма. Главное, чтобы не сургучом была бы тара запечатана – тут уж точно жди бодяги, к гадалке можно не ходить. А этот портвейн – чистяк. Конфетка!

И тут я понял, что милиция ли, полиция ли – это всегда праздник. Я думал так до тех пор, пока моё впечатление слегка не остудил полковник Каптурович, начальник районного Управления внутренних дел.