Но об этом будет отдельный рассказ. Так вернемся к моему самому первому рабочему дню на линии. Получить штрафные квитанции было не так уж просто. Нужно было их, как ни странно, выкупить. «То бишь на некоторое время уподобиться тому зайцу, которого сам штрафуешь!» – В моей голове промелькнула довольно смелая мысль. Но я об этом промолчала, оплачивая первую штрафную квитанцию. Расписавшись для порядка в журнале, отправляюсь на линию. Новичка прикрепляют к двум «волкам», или старым, закалённым жизненным опытом, контроллёрам. Что мы проверяли? Как сейчас помню, это был трамвай № 18. он начинал свой путь с Подола, и бежал в сторону железнодорожного вокзала. Войдя в салон, принялась внимательно просматривать проездные билеты, удостоверения, справки, и прочие документы, что показывали мне пассажиры. Так, шаг за шагом, не торопясь, продвигалась по салону в сторону водительской кабинки. И, наконец, остановилась напротив дамы. Да, именно дамы. Она не сидела, а восседала на своем месте с таким независимым видом, как будто ехала не в простом трамвае. А как минимум, в дорогом Кадиллаке.

– Гражданка, пожалуйста, предъявите ваш билет! Дама окинула меня снисходительным взглядом. Как будто просила не билет, а милостыню. Она протянула мне билет. Я его растерянно повертела в руках. Да, билет вроде был. Но на нем отсутствовала одна мелочь. След от банального компостера. Можно сказать, билет есть, и его нет. Вот такой парадокс. Я вздохнула, потому что было не очень-то приятно штрафовать людей. Но служба есть служба.

– Уважаемая, вы нарушаете закон. Вы не приплатили свой проезд. Поэтому обязаны оплатить штраф.

– Какой штраф? – Брови дамы поползли от удивления вверх. – Я никому ничего не должна! У меня есть билет! – Возмущенно взвизгнула дама.

– Но ваш билет не закомпостирован!

– Ну и что с этого? Билет у меня есть, значит, проезд проплачен!

– А то, что оплата проезда производится с помощью компостера. Есть отметка, проезд приплачен. Нет отметки компостера, проезд не приплачен.

– Не компостируйте мне мозг. – Завизжала дама. Мгновенно весь ее шик и лоск улетучились, как туман при резком порыве холодного ветра. Передо мной сидела не дама, а бабенка, которая ругалась банальной площадной бранью. Зэки наверное, закурили бы в сторонке, слушая те перлы, которые слетали с ее умело накрашенных губ дорогой, брендовой помадой. Теперь ее рот был больше похож на помойную яму, а не на прекрасный ротик. Я молча слушала все это, ожидая, когда наконец-то иссякнет этот фонтан грязи. Наконец она замолчала.

– Все сказали? А теперь платите штраф. Лицо дамочки стало цветом, сходным с цветом отварной свеклы. Но, когда ее взгляд скрестился с моим, твердым и непреклонным, она поняла, что от штрафа не отвертеться.

– Вы неумолимы, как сама смерть.

– Работа у меня такая. Она, тяжело вздохнув, извлекла кошелек. Только он, брендовой марки, из натуральной кожи, был стоимостью моей двойной зарплаты. Дамочка раскрыла кошелек. В нем лежала приличная стопка пятихаток, или 500 гривневых купюр, как ласково прозвали мы их.

– Этого хватит?

– Вполне. – Я подмигнула кондуктору, – Разменяй, друг! Нужно сдачу дать!

– Не вопрос! С удовольствием!– Кондуктор отсчитал деньги. Я выписала квитанцию, положила на нее билет. И все это прокомпостировала.

– Вот! Ваша квитанция, билет, и сдача.

– Вы не человек! Вы робот! Выдохнула дамочка, пряча деньги в кошелек. «Собака лает, а караван идет!». – Подумала я, пряча деньги в сумочку. Но вслух проговорила:

– Не забывайте компостировать билет, и к вам не будет никаких претензий! Тут трамвай остановил свой бег. Я вышла на остановке. Смена продолжалась.

Кто бы знал, сколько неприятностей ты, форма, принесешь в мою жизнь. Вернее, твое отсутствие. Хотя мерки с нас поснимали ещё пару недель, когда только группу зачислили в учебный комбинат. Но дело дальше не сдвинулось. Но когда выдадут, никто из начальства толком не говорил. На конкретные вопросы ничего ясного не отвечали. А были обещания, обещания, и еще раз обещания. Одним словом, обещать жениться – ещё не жениться. Практика осталась за плечами, группу выпустили в самостоятельное плавание. Уже прошло несколько дней, как вышла на линию. Начинаю постепенно втягиваться в работу линейного контроллёра. Мне, простому жителю с сельской закваской, просыпаться в пять утра не составляло труда. Час на сборы, пробежку до автобуса. Там на метро, как раз попадаю на первый состав. А там уже до рабочей базы рукой подать. Всего ничего, пять минут ходьбы. И я уже на рабочем месте.

Сегодня звено работает на Троещине. Первый раз. Хотя от старых контроллеров, моих наставников, доводилось слышать, что это самое грязное место города. И самое криминальное. Получаем наряд, покупаем штрафные квитанции. Напарник в это раз мне попался какой-то скользкий, неприятный. В душе испытывала к нему некоторую неприязнь. Бывает же такое! Человек тебе вроде ничего плохого пока что не сделал, а ты его не воспринимаешь. Но мне не приходится особо выбирать. С кем поставят, с тем и работаю. Но почему-то на душе было неспокойно. День прошел более-менее без особых неприятностей. Однако внутреннее беспокойство не утихает, а наоборот, становится больше и больше, захлёстывает всю душу. Все больше и больше.

Начинает вечереть. Мы проверяем «полтинник», как ласково назвали пятидесятый маршрут троллейбуса. Едва войдя в салон, ощущаю что-то неладное. Воздух, как мне показалось, был словно наэлектризован. Точно перед грозой. «Это, наверное, показалось от усталости!». – Попыталась себя успокоить. Настороженно осматриваюсь. В салоне было не слишком людно. Напарник заходит на заднюю площадку. Свою часть салона проверяю быстро. Останавливаюсь напротив пассажира. Он был не один, а в компании с девушкой. Яркая, можно сказать боевая раскраска. Броская помада, жирно выделенные глаза. Татуированные брови. Распухшие от ботокса губы. Слишком короткая, по моему мнению, юбчонка. Может, ночной мотылек? А, впрочем, нет. Я могла ошибаться. Мода в наше время такая непредсказуемая.