Шрифт:
— Мэй, сейчас начнётся, — сказал он.
— Вот именно. И мне некогда глупостями заниматься, — она боком прошла вдоль стены и осторожно выглянула из-за неё. Никто не показывался между деревьями. Если варки и были там, то пока прятались.
— Поверь мне как бывшему варку, — сказал Игорь. — Это тебе не повредит.
— Я не бывший варк. Это мне и не поможет.
Некогда, некогда было объяснять, что игра затянулась, что из-за хорошего, но бесполезного парня Кости они все, вся группа, вся миссия оказались под угрозой. Потом. После боя. Все потом. А сейчас — драться. Доказать делом, что и без этого шаманства они бойцы. Подарил нам данпила? Большое спасибо, но если ты не стреляешь с нами, то или делай по данпилу каждый месяц, или уходи. Она обязательно это скажет — в свое время.
— Как хочешь, — Костя шумно вздохнул, собрал оставшиеся частички в дароносицу и взялся обеими руками за дубинку.
Эней был мрачнее тучи над головой.
— А теперь подумаем, как бы выманить их сюда, на свет, чтобы со всем этим покончить, — сказал он.
— Ни за что не ручаюсь, — Костя потыкал своей палкой в землю. — Но идея есть.
Эней посмотрел на чернильно-синее небо. Он прекрасно понял, что Костя имел в виду.
— Хуже не будет. Давай.
И объяснил людям Хана:
— Я не знаю, получится ли у нас что-нибудь. Но мы сейчас кое-что попробуем. Будьте готовы.
Стрелки заняли позицию: Эней, Мэй, Цумэ и Десперадо — за углом маяка слева от крыльца, Хан, Винсент, Агата и Кир — справа. Костя поднял дубинку набалдашником вверх. Это не имело никакого сакрального смысла, хотя Костя ее и освятил — он освятил вообще все оружие группы. Просто ему сейчас что-то нужно было держать в руках. Он сжал ладони на древке, вскинул голову и громко сказал, почти прокричал навстречу ветру:
— Я восстаю ныне великой силою
воззвания ко Троице,
верою в Троичность,
исповеданием Единства
Творца всего творения.
Эней, Цумэ и Антон подхватили:
— Я восстаю ныне
силою Христа и Его Крещения,
силою Его Распятия и Погребения,
силою Его Воскресения и Вознесения,
силою Его пришествия на последний суд.
Молитву так и не успели перевести на русский — и группа Хана прекрасно понимала слова.
— Я восстаю ныне, — продолжал Костя, -
силою любви Херувимов,
силою послушания Ангелов,
силою служения Архангелов…
— Идут! — крикнул Цумэ, на секунду прервав молитву — и развел руки в стороны, обнажая кодати. — Идут сюда! Будут брать в вилку.
— Готовы! — Эней прицелился из-за угла, опустившись на колено. Мэй — над его головой. В колыхании ветвей пока еще ничего нельзя было различить.
Ближе, ближе… Эней прикрыл глаза и почувствовал их. Не так, как Игорь — иначе, как пустые черные воронки в теплом поле жизни, текущем вокруг. Два холодных пятна, провалы в мировой вакуум.
— Я восстаю ныне! — Костя уже кричал, и они трое кричали вместе с ним, —
силою Небес!
светом Солнца!
сиянием Луны!
славой Огня!
— Еще двое!
Эней увидел врага.
Четверо исчезли. Вместо них появилось единое. Так один раз было в Ирландии, во время нападения на колонну — Томас рассказывал команде, как это бывает, но словами не передашь то состояние, когда человеческими глазами видишь небольшой отряд, а нечеловеческими — одного, беспощадного как полуденное солнце. Это действовало считанные секунды, потом враги снова стали слабыми людьми — но сколько за это время можно наворотить…
Единое глянуло на Томаса сквозь стену — и его пронзило до пят. Не болью, страхом. Как тогда, в Килкенни…
— На выход.
— Ты же сказал… — это Соланж.
— На выход. Еще немного — и мы потеряем контроль. Симбионт спятит, — выдохнул Томас. — Ты — со мной, Линда, Олаф — вы справа. Атакуйте людей. Не трогайте его пока. Его… сейчас даже убивать бесполезно.
Соланж кивнула и рванулась в сумерки. Ей тоже было плохо, хоть она и меньше знала о том, насколько плохо все может быть. В присутствии единого симбионт съёживался и начинал изводить хозяина страхом — или наоборот: словно пытался вырваться наружу, ломая и корёжа тело носителя. А сам хозяин под взглядом единого чувствовал себя маленьким, слабым и… грязным. Вспоминалось всякое… ненужное. Человеческое. И страшная пропасть распахивалась за спиной, и все потреблённые тобой раньше протягивали руки из-под земли и хватали за полы, за щиколотки, не давая убегать от разверзающейся бездны, встречный ветер сталкивал в неё — а единый протягивал руку: возьми. Но Томас верил симбионту: едва коснется — он просто сгорит.