А поскольку на лекциях по конспирации об этих играх умолчали — Габриэлян сделал вывод, что значения им не придается. И, в общем-то, совершенно правильно: в виртуалии не назначишь встречу кому попало, а если и назначишь — он, скорее всего, не придёт, сметённый толпой монстров и любителей острых ощущений. Не одну игру нужно пройти от нуля, чтобы как сейчас назначить встречу в определенном месте, на определенном уровне, с уверенностью, что контактер пройдет туда и продержится там до твоего подхода. «Дом кинжалов» — всё ещё очень популярную игрушку — они облазали довольно плотно. Было у нее несколько параметров, делавших её особенно удобной — в частности, неизменные ландшафты уровней, позволявшие назначать встречу в точно заданном районе.

Интерфейс-модуль игры походил на японское сооружение для распятия, воткнутое в потолок. Габриэлян встал на его нижнюю распорку, продел ноги в тапочкообразные педали-считыватели, чуть попружинил в них, пробуя "ходить"; откинулся на опорный стержень спиной, сел на почти велосипедное сиденье, крест-накрест через грудь пристегнулся, потом раскинул руки и влез в интерфейс-перчатки, закрепленные на верхней "перекладине" — упругой и гибкой, как китовый ус. Потянулся и опустил на голову шлем.

Перед глазами его предстала комната "в японском стиле". Знаток оного стиля обнаружил бы ту эклектичность, с которой неизбежно изображают японский интерьер европейцы — но игроки не придирались.

На столике лежали маски — мужские и женские. Возьмешь такую в руки — и в воздухе загорятся характеристики персонажа. Можно идти здоровенным "буддийским монахом" с неописуемым запасом силы и выносливости — но Габриэлян уже знал, что в порядке компенсации в следующих комнатах он обнаружит лишь самый примитивный деревянный доспех и шест в качестве оружия. Можно идти очень быстрой и гибкой девушкой-ниндзя. Можно — самураем-мечником. Габриэлян давно облюбовал мужчину-синоби, обоеручного бойца с парными кодати.

Взяв и приложив к лицу знакомую маску — одежда сгенерировалась сама собой — он прошел в следующие двери («Выбор сделан», — сказала приятным женским голосом машина) и взял с вешалки-распорки лёгкий кожаный доспех скрытого ношения и широкую шляпу-амигасу с замаскированным стальным каркасом и лезвием по краю.

В третьей комнате, где по стенам было развешано оружие, Габриэлян обзавелся любимой парой коротких мечей и набил слоты сюрикэнами.

Первый уровень, обучающий, пройденный сотни раз, — "замковый лабиринт" — был просто скучным. Зарезав два десятка крыс, одну бешеную собаку и трёх обрушившихся с потолка дурных ниндзюков (дурных — потому что компьютерных, на этом уровне игрок ещё не встречался с другими игроками), Габриэлян вышел в ночь, полную звёзд и светлячков. Вот тут уже следовало держать ухо востро. Путь пролегал по мостику, на который обязательно должны были выскочить штуки две-три капп, но это не главная проблема; главная — идиоты, которые думают, что на этом этапе игры избавляться от конкурентов лучше: если ты его — то он тебе не будет докучать всё дальнейшее время, а если он тебя — ты быстро войдешь снова.

Идиотов оказалось двое, и Габриэлян получил два неполных комплекта доспехов и неплохой меч-дайто. Разменяв это дело в деревне, он на всякий случай прикупил зелье увеличения скорости — когда идиоты пройдут лабиринт, они будут искать человека с двумя кодати и в амигасе. Не то чтобы Габриэлян их боялся, но было бы чертовски обидно получить удар в спину во время оживленной беседы, скажем, с рокуро-куби или иппон аси[4].

В буддийских монастырях послушников часто заставляли выполнять бессмысленную утомительную работу. Габриэлян полагал, что игры рано или поздно сделают из него дзэн-мастера. Потому что, перетаскивая камни или, скажем, отдраивая котлы, можно хотя бы думать, а тут приходилось полностью сосредотачиваться на том, что делаешь.

Поэтому когда впереди возникло кладбище, заваленное останками ямамба и ямаотоко[5] («О поле, поле, кто тебя…»), и замаячила фигура седой монахини в красной накидке, он вздохнул с облегчением. Хотя всё могло быть. Набор лиц и причесок всё-таки ограничен, а цвет одежды мог совпасть и по чистой случайности — поэтому ни в чём нельзя быть уверенным.

— And knowing what you know, you sprawled upon it without a word of prayer? — сказал он, подходя к старухе, усевшейся на могильной плите.

Монахиня печально глянула из-под шапки седых волос.

— It was on the ground already. What harm could it get by my resting on it[6]?

Габриэлян сел на могильный камень напротив. Теперь каждый видел, что делалось у другого за спиной.

— Ты знаешь, — сказала монахиня, — в этом городе продают зэмэлэх в кондитерских. Настоящие. Они говорят — это разновидность тульского пряника. Надо будет рассказать Королю, он будет счастлив.

— Ради звонкой радости в тихий вечер будничный кихалэх и зэмэлех покупайте в булочной. Будет счастлив. И купит. И номер ими завалит. А у меня в самый ответственный момент из ствола начнут сладкие крошки сыпаться. Ты лучше меня осчастливь. Что на мне выросло и куда оно докладывает?

Монахиня улыбнулась (шлем, прилегая к лицу, считывал движения мимических мускулов и передавал в виртуальность).

— Служба защиты животных, местное отделение. Докладывают ребята, как и положено, начальству, а их начальство держит руку даймё.

— Совсем интересно. И при этом милиции он завалить порученную им подставу не помешал. Ну, городок, — фыркнул синоби, — что там Ларедо.

— А как бы он мог помешать, — возразила старуха. — Ведь никакого четкого приказа в письменной форме не было. Был обычный эвфемизм типа "позаботься об этом щелкопёре". И милиция сделала все, как хотела, а потом развела руками: упс, мы промахнулись. И когда кувшин разбит — Насреддин находит, что дочку бить уже поздно.