Шрифт:
– Ранение серьёзное, – пояснил он, – однако важные органы вроде не задеты. Она потеряла много крови, также в ближайшее время может начаться заражение, следует обеззаразить раны.
– Что сделать? – переспросил Торвар.
Я вздохнул, расклад получался невесёлый. Брунхильду ещё, вероятно, можно было спасти, однако это смогут сделать только мои доктора.
– Торвар, мы не сможем тебе провести базовый курс лекарства. Просто поверь, мои люди много лет учились в лучших местах на свете, где учат лекарей. Думаю, они смогут спасти Брунхильду, но её придётся оставить у нас. Дорогу с вами она вряд ли переживёт.
Вожак посмотрел на меня не очень добрым взглядом. Затем повернулся к своим воинам, и они принялись долго обсуждать что-то на своём языке. Я терпеливо ждал, а Люций, тем временем, обрабатывал раны девушки. Молодец, парень, не теряет время, делает свою работу несмотря ни на что.
Наконец совещание закончилось, Торвар повернулся ко мне.
– Мы доверимся тебе, ярл Алексий. За время нашего похода ты понравился нам, и мои воины считают, что могут доверить тебе судьбу нашей подруги. Однако поклянись – если ты увидишь, что ей уже не помочь, то сам отправишь её в последний путь.
– Клянусь, – кивнул я, – однако надеюсь, что до этого не дойдёт.
Вскоре скандинавские воины похоронили своих павших собратьев, после чего распрощались и отправились в дорогу. Люций обработал их раны, я позаботился о том, чтобы им хватило провизии, а также ещё раз заверил, что прослежу за судьбой Брунхильды.
Далее я вверил её докторам и отправился на экстренное совещание, собранное Аэцием. На нём собрались вожди всех племён, примкнувших к нам, а также король Сангибар и молодой Торисмунд, сын павшего короля вестготов Теодориха. Я, хоть и не был вождём или королём, а всего лишь ректором провинции, попал туда как начальник лучшего отряда воинов.
Ситуация складывалась такая: Аттила после сражения отступил в свой лагерь, выстроил вокруг него укрепления из телег и засел в своей импровизированной крепости, из которой постоянно доносились шум, лязганье мечей, звуки трубящих рогов и прочая активность. Однако наружу оттуда никто не показывался, что навело военачальников на мысль, что дела у вождя гуннов плохи и, скорее всего, это уже его поражение.
Можно было постараться добить его, осадив лагерь и вынудив предпринять какие-то действия, однако время не играло нам на пользу. Теодорих мёртв, армия признала Торисмунда королём, однако дома оставались его братья, которые могли узурпировать власть в его отсутствие. Ему следовало как можно скорее отправляться домой и утверждать там своё право на корону. По крайней мере так настаивал Флавий Аэций.
Как мне показалось, он вновь превратился в ловкого дипломата, и его беспокоила не столько судьба Торисмунда, сколько то, что если сейчас добить Аттилу, вестготы вновь могут стать врагами Рима и больше не будет третьей стороны, которая могла бы их сдерживать. Поэтому хитрый политик всеми силами убеждал юного короля немедля собирать войско и спешить домой. В конце концов, решение было принято и Торисмунд, попрощавшись со всеми, собрал свою армию и отправился домой. Также отбыл Сангибар со своими аланами. На мой вопрос про то, можем ли и мы отправляться, Аэций ответил отрицательно.
– Пока рано об этом говорить. Я не планирую далее сражаться с Аттилой, однако и распустить армию ещё не готов. Поэтому твоих людей отпустить не смогу.
Я кивнул в ответ.
– Понимаю, тогда с вашего разрешения я возьму с собой небольшую группу, а также раненых и отправлюсь с ними. Дома ждут дела, и моё присутствие здесь вряд ли вам уже поможет.
– Хорошо, – согласился главнокомандующий, – можешь забирать раненых и отправляться. И прими мою благодарность. Я встретил тебя не очень тепло, однако теперь убедился, что ты прислал мне действительно лучших воинов. Да и сам ты хорош, – улыбнулся он, – броситься в гущу почти проигранного сражения готов не каждый правитель.
– Спасибо за похвалу, – ответил я, – хотя я это сделал скорее от безысходности.
– Не скромничай, – махнул рукой Аэций, – Сангибар от безысходности бросился назад, а ты вперёд. Это было опрометчиво, но смело. В любом случае я рад нашему знакомству. Когда война окончится, буду рад видеть тебя у себя в гостях, думаю, нам есть что обсудить.
На этих словах мы пожали руки и распрощались. Я собрал раненых, вверил Кастула с его легионерами в личное распоряжение Аэцию и отправился в обратную дорогу, размышляя о произошедшем и о сказанных напоследок словах Аэция. Возможно, всё не так и плохо. Если мне удастся договориться с этим человеком, кто знает, каких успехов мы сможем добиться с ним вдвоём.
Мы вернулись домой в октябре. Переход оказался долгим и трудным: с нами были тяжелораненые легионеры и Брунхильда. С ней было особенно сложно: в отличие от исхода из Олисипо, где нас сопровождали женщины, здесь сопутствовали только мужчины, и храбрая воительница оказалась единственной представительницей своего пола. При этом тяжёлые раненые требовали ухода.
С нами был один из лекарей легиона, тот самый Люций, который сказал, что Брунхильду можно спасти. Ему помогали добровольцы из здоровых гвардейцев, сопровождавших нас, превращаясь в санитаров: поднять, перевернуть, помочь с гигиеной.