– Не похоже на четкий план, – разочарованно протянул парень, осторожно ощупывая повязку, прикрывающую саднящую рану на животе.

– Не похоже что у вас есть выбор, – сварливо пикировал Тодор, яростно пыхнув вонючим дымом прямо в лица сидящих.

– Я бываю много где, юнец, и везде нахожу бедолаг, которые ищут лучшей доли, а с людьми у вас здесь беда. Ничего, постепенно вытянете, а если Союз включит вас в реестр то и заживете нормально. Координаты-то знаешь свои?

– Знает, он как не знать, – улыбнулся Наиль. – Ну, что же, решено, раз Риф поправился достаточно чтобы вести отряд, то отправляйтесь завтра вечером.

Миа задумчиво слушала разговор из соседней комнаты, зашивая одежду в мерцающем свете масляной лампы. Сердце переполняли дурные предчувствия, ей хотелось бросится к мужу просить его остаться, послать кого-то еще… Но, размышляя о том кто может отправиться вместо Рифа, она с горечью признавалась самой себе, что идти больше некому: в живых оставалось одиннадцать взрослых, девять детей и старик Наиль – мужчин, из которых минувшие события сделали надежных бойцов было всего четверо… Страх перед неизвестностью словно черная тень выползал из углов тесной комнаты угрожая раздавить робкую надежду на будущее. Наконец будто бы приняв какое-то решение Миа посмотрела на спящего сынишку, и по ее лицу снова побежали слезы.

Сгорбленные спины мужчин, рассматривающих карту в тусклом свете единственной лампочки, при звуке ее голоса выпрямились, как по команде.

– Я иду с вами.

Глубоко затянувшись своей трубкой, Тодор пристально посмотрел посмотрел на ее изящную фигурку, облаченную в старенькое домашнее платье с широким поясом выгодно подчеркивающим осиную талию девушки, но ничего не сказал.

– Нет, – мягко ответил Риф, – нас уже четверо, этого вполне хватит чтобы отбиться от зверей и одиночек в степи. Мы будем идти ночами, избегая оживленных дорог и не привлекая внимания.

– Вас только трое, на Серафима не рассчитывай, он подхватил какую-то инфекцию и сейчас не может даже встать, лихорадка и дикие головные боли мучают его уже неделю.

В ответ на вопросительный взгляд сына Наиль печально кивнул головой. Перспектива потерять сразу двоих близких людей отдавалась глухой болью где-то глубоко внутри.

– Конечно я не смогу рубиться на ножах или участвовать в рукопашной, но зато неплохо стреляю, могу нести дозор или быть разведчиком. Помни, мы на равных разделяем тяготы войны и мира, – горячо настаивала девушка.

– Она права Риф, вам нужен хотя бы еще один человек, – подтвердил Наиль, а я слышал, что Мия убила немало волков из своего обреза. Толк от нее будет и в долине, только прошу – береги жену. За Ариком я присмотрю, не беспокойтесь, опыт уже есть. Выходите завтра на закате, а сейчас, пока есть время, идите отдыхать.

– Я подброшу вас до старого тракта, но дальше поехать не могу – есть свои планы, – пробурчал Тодор, не сводя глаз с Мии. – Показывайте где у вас тут можно склонить голову.

Спать не хотелось, Риф лежал в темноте обнимая спящих жену и сына, гладил их мягкие волосы, слушал шум дождя на улице. В доме было тихо и тепло, явной угрозы деревне больше не было, но тело парня все еще беспокоили раны, а разум страшили новые грозные события, на пороге которых они стояли.

Он представлял себе их путь: километры ходьбы по старым едва различимым среди высокой травы дорогам, ночные переходы под луной и звездами, зимний холод и влажность долин, дикие звери которые могут им повстречаться, их рычание и горящие в темноте глаза, очертания и запахи новых деревень, как они выглядят, какие люди в них живут, добрые они или злые. Думал и думал, и думал… пока очертания медведей, волков и степных кошек постепенно не потеряли четкость, бандиты на своих причудливых машинах и мотоциклах тоже потихоньку расплылись в завесе дождя, все смешалось в круговороте цветов и звуков: человек наконец заснул.

Следующим вечером четверо одинаковых силуэтов в плащах, словно тени загадочных средневековых монахов, скользнули в тесноте домов за окраину деревни. Помимо плащей люди были облачены в темные куртки и штаны без какой-либо защиты, за спинами у каждого длинноствольный дробовик и мешок на лямках с кукурузными лепешками, банками квашенной капусты, жареными голубями и запасом боеприпасов, о бедра тихонько постукивают острые тесаки в грубых кожаных ножнах. Спать предстояло в драных и засаленных спальных мешках, хранившихся в доме Рифа еще со времен их бродяжнической жизни. Идя по темной деревне в старинных темно-зеленых прорезиненных плащах с капюшонами, тяжелых и сильно потрескавшихся, дававших больше маскировки чем защиты от дождя, шагавший последним Риф, вдруг посмотрел в сторону неясного источника света в ближайшем доме. Отражаясь в стекле окна с той стороны на него смотрело лицо человека, освещенное пламенем свечи, кажущееся жутким и потусторонним, почему-то впечатывалось в разум с небывалой отчетливостью всех деталей. Блестевшее испариной оно было искажено чудовищной гримасой боли, огромные темные глаза, будто бы лишенные души, невидяще пялились на проходящих темно-зеленых призраков, а по щекам бежали широкие полосы желтого гноя. Вздрогнув от дурного предчувствия кольнувшего под сердцем, Риф поплотнее запахнулся и заспешил прочь. В темной-темной ночи остался стоять маленький грубо сложенный дом, с одиноким стариком внутри, сжимающим руки безутешно плачущего ребенка.

У ворот их ждала громада грузовика, сотрясаемая конвульсиями старого мотора, и Тодор собственной персоной, похожий в своем черном одеянии на могильщика. Риф еще раз взглянул на гнилое, носатое чудовище, носившее когда-то гордое имя «Форд F-650». «Должно быть, так же выглядит судно, поднятое со дна морского после давнего крушения», – хмыкнул про себя парень. Печальный облик машины немного разбавляли разве что здоровенные арочные колеса с внушительными грунтозацепами, которые немало удивляли диковатых жителей глухой деревни.