– Ужин уже был. Так что поститесь. Кельи монашеские они тоже не очень-то нажирались на ночь. – весьма довольный своей шуткой прапорщик закрыл внешнюю дверь и пошёл по коридору насвистывая весёлую мелодию.

Я огляделся. В камере прикрученные к полу стояли три железные койки. Одна была уже разобрана на ней сидел тот интеллигент, от которого отшатнулся мужичок. На второй сидел сам мужичок. А на третьей лежал матрас и постельные принадлежности… мои. Конечная подумал Штирлиц. Вот и приплыл я.

– Виктор – кивнул мне, не вставая с кровати мужичок.

– Анатолий – представился интеллигент.

– Олег.

– Уважаю. Пятерых мусоров отправил на тот свет. – кивнул мне Виктор.

– Угу. Так получилось. – пожал плечами я. – Свет не будут гасить?

– Похоже нет. Мне один на пересылке говорил про здешние порядки. Не забалуешь.

– Это что же нам здесь свой век доживать? – до меня стало понемногу доходить в какое говно я влетел. Решётка, с одной стороны, за ней окно тоже забранное двумя решётками. С другой стороны через пять метров опять решето за ней дверь с выступом и глазками, чтобы смотреть с той стороны. Три койки, привинченные к полу и вместо четвёртой стол с таким же табуретом. Железным. Рукомойник. Всё.

– Испугался наконец? – сострил Виктор.

– Скорее дошло до него. – поддакнул Анатолий.

– Вы можно подумать здесь уже были. Анатолий, а что за пункт М? – Спросил я интеллигента.

– Так пустяки. Людоедство. – Анатолий накрылся одеялом и отвернулся к стене.

– Заебись. – сказал я и закрыл глаза.

Глава 2

Как же болит голова. Это началось ещё в поезде. Вагон постоянно мотало из стороны в сторону на стыках эта сволочь подпрыгивала как лошадь на скачках. Словно брала очередное препятствие. Глаза уже второй день в кучу. В Бутырке постарались. Всё я теперь ни на сантиметр не сдвинусь пока голова не пройдёт. Сегодня она как-то особенно стала болеть. При сотрясении болит в районе лба и висках, а теперь боль переместилась в затылок. Глаза неохота открывать. Так полежу решил я. Странно подъём в шесть вроде должен быть. И свет не горит. Не горит? Я открыл глаза. Ну да. Погас. Значит всё-таки выключили дали поспать нормально. Хотя на них это не похоже. Была бы их воля вертухаи вообще бы спать не давали. Одного так пытали при мне. А уж такие развлечения как отпинать в коридоре сообща человека в наручниках для них обычное дело. Пахнет немного странно. Кислым чем-то вроде позавчерашних щей. Газ? Не похоже. Нет не знаю даже, чем.

Как же хорошо вот так лежать и ничего не делать. Работать не буду. Пошли они в жопу. Буду спать есть и … ну вы поняли. Я на ПЖ. Смешно, конечно, звучит. Скоро на стенку полезу, но я пока, пока посплю ещё. Что за звук? Урчит кто-то как кот. И чавкает. Проспал завтрак? Ужин не дали завтрак проспал. Я медленно повернул голову посмотреть кому там так вкусно и чуть не сходил под себя. Толя-людоед аккуратно и нежно обгладывал Витю. Тот не шевелился похоже уже всё. Отсидел своё. Желудок скрутило и согнуло пополам. Не знаю, что там больше было сотрясения мозга или природной брезгливости, но меня вырвало на пол. Толя повернулся ко мне и улыбнулся окровавленным ртом. Что у него с зубами как будто заострились. Фу какая гадость. Я поспешно сел на шконке. В голове кто-то взорвал гранату и обхватил её руками пытаясь удержать на месте. Меня вырвало ещё раз почти на сухую. И хорошо, что не кормили вчера. Толя заурчал ещё громче перейдя ко второй руке. Я встал и сделал несколько неуверенных шагов и стал трясти решётку пытаясь дотянуться до двери.

– Эй! Открывай начальник. У нас труп в камере. И людоед. Спятил похоже. Открыыыывай! – так я долбил минут пять потом прислушался. Тихо. Ну кроме Толи, конечно. Тот вошёл в роль и уже заканчивал вторую руку. Я опять стал трясти решётку и орать во всю мощь лёгких. На меня безлико уставился глазок двери. Никого с той стороны не было. Обессилев, я повернулся посмотреть, как дела у Толи и обомлел. Витя ему надоел лежал пластом, не отвечая на его ухаживания и он заинтересовался мной. Тёплым крикливым подвижным. Сама площадь камеры не располагала к активным играм. Бежать было некуда. Ну что же. Плюс один как любил говорить Валька. Придётся мочить или он меня сожрёт. Нежно.

Оттолкнувшись от решётки, я двумя ногами врезал Толику в грудину. По моим подсчётам хлипкий мужичок должен был отлететь как пушечное ядро размазав остатки своих мозгов по другой решётке. Но какого было моё удивление, когда он даже не шелохнулся. Людоед осклабился, показав крупные острые зубы. Между ними застряла плоть Вити. Меня опять стало подташнивать. Толик, расставив свои руки с неестественно длинными когтями на пальцах сделал ещё шаг. Я отступил уперевшись спиной в решётку. Его даже ударить нечем подумал я. Всё прикручено к полу. И здесь почти одновременно произошли два события, в результате которых я остался жить.

Во-первых, на койке очнулся Витя, что само по себе окончательно поставило меня в тупик. Он с удивлением посмотрел на свои руки и завыл обиженным тоном. Ну конечно я бы тоже расстроился блядь. Просыпаешься такой, а тебе уже лицо обглодали! Он вскочил и тут же набросился на Толика сзади отхватив ему сходу пол уха. Толик тут же потерял ко мне интерес и тоже вцепился Вите в ключицу. Довольно урча, они занялись друг другом. Я уже перестал что-либо понимать. И где же эти вертухаи, когда они так нужны. Я согласен был даже на массаж спины резиновыми палками лишь бы они вытащили меня отсюда. Ведь слепому было ясно, когда они разорвут свои объятия то оба набросятся на меня и тогда всё. Олежка станет завтраком. У меня перед глазами возникла бабушка в переднике на кухне с половником в руке. «Тебе с потрошками суп наливать?». Я почувствовал, что отрубаюсь как сзади меня подхватили чьи-то руки и грубо как морковку из грядки выдернули в коридор.

– Ну чего Громов нервничаешь так? Решётку трясёшь. Материшься. В карцер захотел?

– Там – шёпотом произнёс я, указывая на камеру, из которой меня только что выволок прапорщик.

– Да знаю, знаю. Здесь в каждой камере такой цирк. Даже наши набросились друг на друга. Не знаешь, что это?

– Хэллоуин не слышал, что ли? – я даже смог пошутить.

– Чё? – на прапорщика было страшно смотреть. – Выбираться надо. Пока они еле ноги переставляют.

– Здравая мысль. Только я в одной пижаме – показал я на свою полосатую робу, выдаваемую на особом режиме.