То племянник! А то вся семья, считай! Стариков выкинули, отца и братьев вырубили, над сестрами-невестками надругались. Детей и тех не пожалели. Двоих конем стоптали.

Может, и не специально, да с того ж не легче!

Стоит ли удивляться, что Никон слушал этот вой, слушал донесения и наливался дурной кровью.

По его землям!

Шляется какая-то сволочь!

В своих симпатиях и антипатиях Никон был последователен. С Валежным он даже разговаривать не пожелал, впрочем, Валежный и не настаивал. И больше никого не присылал. Нечего людей губить.

Все сказано, все услышано... между людьми. Теперь заговорят снаряды и пулеметы.

С Пламенным Никон бы тоже не разговаривал - тварь та еще! Чего уж... не любил Никон власть в принципе. Его б воля, собрал бы он всех правителей - политиков - королей - царей, да и утопил в одной бочке на глубоком месте. И чиновниками сверху присыпал.

Да, еще можно туда гранатку булькнуть. Парочку даже. Чтоб точно ничего не всплыло. Такая вот простая политическая программа.

Увы, видимо, она опередила свое время, и сильно. Никто из власть имущих на нее добровольно не соглашался, разве что удрать не успевали.

Но орать: 'на коня' и мчаться на праведную месть Никон не стал. Вместо этого подозвал к себе одного из подчиненных.

– Давай-ка, направь разведку. Пусть посмотрят, кто там, сколько, какими силами...

И то понятно. Чего людей-то губить? Сначала осмотреться надо...

***

Донесение доставили на третий день, и Никон едва слюной от возмущения не подавился.

Полк?!

Всего лишь полк паркетных шаркунов?!

Ну, вы сами, твари, напросились... сколько вас там? Порядка пяти тысяч? А я могу втрое, вчетверо больше собрать... не видеть вам первого снега! И лета вы тоже не увидите...

Собирать людей даже и не пришлось. У Никона оказалось около двенадцати тысяч человек. Илья все за него сделал.

Сжег ты хутор? Куда люди пойдут?

Да к своим, понятное дело, и по дороге вести о тебе разнесут! И тут уж каждый, кто может держать оружие, каждый в строй встанет! И плевать им на твои душевные страдания!

Так что примерно через четыре дня Никон выступил навстречу Илье.

Анна, Россия.

Школа, конечно, уже закончилась. И Гошка, неожиданно для себя, получил приличные оценки.

Но!

Мама попросила, да и Кира не была против... почему бы не позаниматься языками? Курсы работают, а языки, английский, немецкий и французский, всегда пригодятся.

Даже Кира согласилась. А поскольку раньше она игнорировала такие курсы, как 'отстой' и 'нудятину', занимались они вместе. Разве что в разных группах. Тут ведь деление не только по знаниям, но и по возрасту. Понятно же, дети пяти - семи лет и подростки пятнадцати-шестнадцати должны обучаться по-разному.

Анна и сама с удовольствием позанималась бы. Пока она обнаружила, что ламермурский язык имеет много общего с французским, а лионесский с английским, и иногда, вздыхая, проглядывала учебники.

Ей уже не пригодится.

А жаль, она бы с удовольствием их выучила. Когда знаешь больше пяти языков, дальше их учить легче и легче...

Гошка закончил занятия раньше, и сидел на подоконнике. Делал домашнее задание по горячим следам, ждал Киру. И уж точно не ожидал какую-то постороннюю тетку, которая шла к нему с подозрительной решимостью.

– Ты - Георгий Воронов?

Гошка прищурился.

– Тетя, а вы кто?

Про незнакомых людей мама ему постоянно рассказывала. И учила, что надо орать громче и бежать быстрее. А если удрать не получится, так хоть кусайся. Человеческий укус - он хуже гадючьего бывает! Но эту тетку кусать не хотелось. Выглядела она так...

Гошка почему-то подумал о 'железной леди'. О роботе, что ли?

Ольга Сергеевна, а это была именно она, попробовала доброжелательно улыбнуться.

– Я - твоя бабушка.

– Мамина мама?
– уточнил Гошка, который ту маму в глаза не видывал. Да и не хотел. Яна от сына ничего не скрывала, и что думал ребенок о бабе, которая бросила дочь ради любовника...

Это взрослые считают, что дети не поймут. И напрасно. Все они отлично понимают, особенно, что такое подлость и предательство.

– Я - мать твоего отца. Сережи Цветаева.

Гошка фыркнул.

– И что? Я ему не был нужен, вот и все.

– Ты знаешь, что он умер?

Гошка фыркнул еще раз.

– Я его в жизни не видел. Чего мне плакать?

Спорить с этим было сложно. Дети... они ведь не понимают таких материй, как выгода и наследство. Они судят иными категориями, и часто бывают безжалостнее иных палачей.

– Ты никогда о нем не думал?
– пыталась пробить стену отчуждения Ольга Сергеевна.

– Мне некогда было. Я едва не умер, - Гошка посмотрел в учебник. Ну вот... сейчас эта тетка заведется на полчаса. А он не успеет сделать задание. И придется наверстывать вечером. А он хотел, чтобы мама ему почитала сказки.