Хотя изначально я ставил целью объединить духовное и научное мировоззрения, за годы, проведенные среди тибетцев, к этому добавился третий элемент. Парадигма тибетского буддизма кардинально отличается от иудео-христианского и греко-римского наследий, сформировавших облик западной цивилизации, но при этом обладает собственной внутренней согласованностью. Так, в поиске объективной истины наука разделяет мир на объективную действительность, существующую независимо от переживаний, и субъективный мир психического опыта, который, как утверждается, возникает из физических процессов. Буддизм же стремится понять мир переживаний, не существующий вне сознания. Как следствие, на Западе научное исследование ума началось лишь через триста лет после Коперника, и исследования проводились через призму физических процессов, а именно – через поведение и нейронные функции. В отличие от этого в буддизме важнейшим всегда оставалось изучение ума и сознания, и фокус удерживался на самих умственных явлениях, а не только на их материальных причинах и следствиях.

После четырех лет в Дхарамсале Далай-лама посоветовал мне вернуться вслед за моим учителем Геше Рабтеном в монастырь в Швейцарии. Следующие пять лет я продолжал свое монашеское обучение под руководством Геше Рабтена и многих других тибетских лам, служа им переводчиком. Я начал преподавать буддийскую философию и медитацию, но чувствовал, как внутри растет потребность переварить все изученное за прошедшие годы, полностью посвятив себя медитации. Когда Далай-Лама предложил мне вернуться в Дхарамсалу и пообещал лично наставлять в медитации, я, зная о такой невероятной возможности, ухватился за нее и весной 1980 года вернулся в Индию. Приехав, я сразу же перебрался в простую хижину для медитации высоко в горах над Дхарамсалой и не прекращал упражняться, пока не истекла моя индийская виза, после чего мне пришлось выехать из страны. Три следующих года я продолжил устраивать себе одиночные затворы в Индии и Соединенных Штатах, пока не почувствовал, что готов приступить к долгому объединению всего, чему я научился за годы освоения и практики буддизма, со своим прежним научным и религиозным опытом.

Я был уверен, что такое объединение возможно: хотя для многих людей по всему миру наука – преобладающая парадигма, буддизм – в равной мере традиция, опирающаяся на эмпирическое знание, а не просто на религиозную веру. Вместе с тем наука долгое время оставляла за скобками роль ума в природе, в то время как буддизм делал упор на том, как, опираясь на экспериментальный опыт, изучать и преобразовать разум. Я полагал, что сильная сторона науки – исследование объективных, материальных, исчислимых явлений, а физика – отрасль науки, лучше всех прочих являющая собой этот метод познания. Вот поэтому, через четырнадцать лет, проведенных вдали от Западной университетской среды, я возобновил обучение в Амхерстском колледже – взялся за физику, историю и философию науки, чтобы связать их с буддийской теорией и практикой.

В научные руководители мне удалось заполучить амхерстского физика Артура Зайонца. Роберт Турман преподавал санскрит, а другие талантливые ученые направляли мое изучение истории и метафизических основ современной физики. После первого семестра я получил статус независимого исследователя, что дало в буквальном смысле полную свободу в выборе предметов для изучения как в стенах колледжа, так и за его пределами. Посещая курсы по физике и математике, я сосредоточил свои исследования на так называемой нулевой энергии пустого пространства. В качестве предмета философских изысканий я выбрал работы великих отцов-основателей физики ХХ века – Альберта Эйнштейна, Нильса Бора, Вернера Гейзенберга, Эрвина Шредингера и Луи де Бройля.

По мере того как я продвигался в изучении этой революции в научном постижении природы, становилось все яснее, что физика – самая зрелая из естественных наук – подрывает общепринятое допущение, что наука описывает абсолютно объективную действительность, существующую независимо от человеческого опыта и понятийных представлений. Как утверждал Гейзенберг, «то, что мы наблюдаем, – это не сама природа, а природа, которая выступает в том виде, в каком она выявляется благодаря нашему способу постановки вопросов» [5] . Всё это вдохновило меня на сравнение философских оснований современной физики и буддийской философии Срединного пути (мадхьямаки), которая утверждает, что все объективные и субъективные явления возникают как взаимозависимые и связанные события – не существует абсолютных субъектов или объектов. По итогам этих изысканий я представил дипломную работу, которая потом частично была опубликована в виде книги «Выбор реальности: буддийский взгляд на физику и ум» [6] .

Как бы плодотворна ни была учеба в Амхерсте, я все больше чувствовал потребность вновь всецело погрузиться в медитацию. И потому сразу после выпускного я отправился в ретрит в пустыню на востоке от Сьерра-Невады – в места, исхоженные в юности. Здесь, живя в одиночестве на природе, я столкнулся со сложнейшим выбором в жизни. К тому времени я прожил монахом на Западе более пяти лет, без монастыря, настоятеля и собратьев. Я в значительной мере ощущал разрыв со своей родной цивилизацией, не слишком поддерживающей тех, кто выбрал монашеский образ жизни. Я задавался вопросом, какое направление выбрать в жизни сейчас. После долгих внутренних раздумий я решил окунуться с головой в современное общество и искать способы, как помочь восстановить гармонию и равновесие в мире, который казался еще более разобщенным и раздробленным, чем шестнадцать лет назад, когда я его оставил. Поскольку это решение виделось мне несовместимым с монашеским образом жизни, я формально вернул обеты весной 1987 года и завершил свое четырнадцатилетнее монашество.

В жизни, когда закрывается одна дверь, отворяется другая. Осенью того же года меня пригласили переводчиком на первую конференцию «Ум и жизнь», в ходе которой Далай-лама и группа избранных ученых встретились, чтобы обсудить природу ума в мире природы. Записи этой первой встречи были позднее опубликованы в работе «Наведение мостов: Разговоры с Далай-Ламой о науке об уме» [7] . С тех пор вместе с Туптеном Джинпой я работал переводчиком буквально на каждой из десятка конференций «Ум и жизнь». В разное время темы встреч варьировались от проблем взаимодействия тела и ума, сознания и эмоций до космологии, современной физики и природы материи и жизни. На каждой конференции ведущие ученые делились своими находками с Далай-ламой и другими буддийскими учеными-созерцателями и, в свою очередь, знакомились с буддийскими методами эмпирического и рационального изучения природы реальности.

Такие встречи вдохновили меня вернуться в академическую среду. Учась в аспирантуре по религиоведению в Стэнфорде, я в своих поисках обратился к когнитивной психологии, философии, физике, биологии и изучению разума, а также к сравнительному религиоведению. Особо занимала меня история взаимоотношений науки и религии на Западе, поскольку была напрямую связана с научным исследованием ума. Изучение этой темы вылилось в книгу «Табу субъективности. К новой науке сознания» [8] и диссертацию, посвященную созерцательной тренировке внимания, в конечном счете опубликованную под заголовком «Уравновешивание ума. Тибетский буддийский подход к совершенствованию внимания» [9] .